Эссе, статьи, рецензии

Самый неподатливый узел – это только перевитая веревка <…> Глаза развязывают его, пока кровоточат неловкие пальцы. Он (умирающий) и был этим узлом, он развязался бы сразу, сумей он увидеть и выследить нить. И не только он сам, распутано было бы все – все, что он мог представить в наших детских терминах “пространство и время”, которые оба – загадка, так и выдуманные человеком, как загадки , и в этом виде возвращающиеся к нам: бумеранги бессмыслицы….Теперь он уловил нечто подлинное, ничего не имевшее общего с какими бы то ни было мыслями, ощущеньями, опытом – со всем, чем обладал он в детском саду жизни…

Заветная мечта многих: занавес жизни опускается, и мы, томясь и ликуя, постигаем смысл и пафос оконченной “пьесы” и назначение сыгранной нами “роли”… Но все это – лишь “угадайка”, более или менее талантливая игра ума и сотрясение воздуха для достаточно здоровых людей. Перед лицом настоящей смерти во всем ее кромешном одиночестве, ужасе и безобразии, как она описана на соседних страницах Филиппом Ротом и Свеном Дельбланком, лучше всего умолкнуть, хотя бы на ритуальную минуту. Чтобы потом снова взяться за домыслы и гадания. Природа наделила нас бесценным даром – легкомыслием, чтобы нам все-таки жить-поживать, а не цепенеть ежеминутно от ужаса.

* * *

Как бы высоко кто-нибудь ни мнил о себе, но, если он не вовсе болван или безумец, его нет-нет да посещает вроде бы безнадежная мысль, что мир со своими концами и началами не умещается в черепной коробке. Мысль о маломощности человеческого рассудка только с виду грустна и безнадежна: она – залог самых невероятных упований… в том числе и на смерть.

В автобиографии Джулиана Барнса, фрагменты которой напечатаны в нынешнем номере, я натолкнулся на необычное и глубокое определение храбрости: “Быть храбрым – значит не пугать других”. Хорошо бы и впрямь не запугивать друг друга, а по мере сил поддерживать в себе и окружающих бодрость духа.

2010

Чемоданное настроение

Незадолго до смерти отец, обычно не склонный к проявлениям сентиментальности, сказал ни с того ни с сего: “Надо же: мне седьмой десяток лет, живу я на Земле один-единственный раз, а самого, по общему мнению, красивого места – Новой Зеландии – так и не увижу. Глупо…” И от этого пустячного воспоминания сердце почему-то особенно щемит – будто по отношению к стремительно сходящему на нет родительскому поколению не имеется и более серьезных поводов для сочувствия, чем поражение в праве посмотреть мир. (В этом вопросе уроженцам СССР еще повезло. А живи мы в маленькой Албании или на Кубе? В распоряжении советского непоседы была как-никак шестая часть суши – “с южных гор до северных морей”, как справедливо заметил поэт-песенник.)

Но с конца 1980-х, от случая к случаю с ожесточением уминая чемодан в канун отъезда, а наутро и вплоть до посадки в самолет как заведенный проверяя и перепроверяя паспорт, билет, деньги, я, среди прочего, словно выполняю сыновнее обязательство – наверстываю упущенное отцом. Бог даст, занесет и в Новую Зеландию, а нет – за моим сыном останется фамильный должок.

* * *

Уже давно у меня готов ответ на вопрос, справедлива ли ко мне жизнь.

“Никак нет!” – отвечу я по-военному бойко. И вот почему. Когда, с одной стороны, знаешь себя как облупленного и иллюзий на собственный счет не питаешь, а с другой – весь обвешан подарками, а они все прибывают и прибывают, какая уж тут справедливость?! Взять хоть последний сюрприз: как снег на голову свалившееся предложение обогнуть Европу по морю за пятьдесят пять дней (с заходом в Амстердам, Лондон, Лиссабон, Барселону, Рим и т. д. – вплоть до Кипра)! Под парусами! [5]

Даже возьмись я составить перечень своих самых разнузданных фантазий, подобной не упомню. Разве что в детстве, отуманенном приключенческими небылицами. Но теперь-то, теперь, когда я худо-бедно остепенился, а по возрасту и умонастроению мне больше к лицу амплуа не вперед-, а назадсмотрящего! Прав-таки Гете: “Чего мы желаем в юности, то мы в изобилии получаем в старости”. Но ведь писатель и путешественник Роберт Луис Стивенсон тоже на свой лад прав, говоря, что если смотреть дареному коню в зубы, с него недолго и упасть…

Зуд странствий знаком мне, как и многим. Он гнал меня смолоду на Чукотку, Памир, Кавказ, в Среднюю Азию и проч. А когда был сбит амбарный замок с границы, я тоже своего не упускал. Но предстоящее плавание ненароком учло одну мою серьезную претензию к современному путешествию.