Эссе: стилистический портрет

Проблема поднята на философскую высоту: «.вопрос о взаимосвязи нравственности и знания волновал человека с тех пор, как были созданы первые этические системы и появились задатки науки». Осмысляется и опыт «китайского мудреца» Лаоцзы, который выводил нравственность из свойств ума, накопившего знания. И опыт «мудрейшего из мудрых» Сократа, который считал, что «зло есть результат незнания». И опыт буддизма, признававшего одним из трех главных ядов - невежество. Опыт христианской культуры, опыт ученых-атеистов, опыт в самом широком плане в сопоставлении с фактом невежества ученых-мутантов, забывших об этике, подкрепляется и конкретными примерами, парадоксальность которых доводит ситуацию до абсурда: «Представить, что Ньютон обобрал монетный двор, которым руководил, невозможно. Менделеев не мог брать взятки на экзаменах.» и т. д.

В эссе всего шесть абзацев. Но на четвертом резко обрывается эссеистическая обращенность в высокую философскую сферу. Предлагается (в двух последних абзацах) открытая публицистически-резонерская программа действий. Автор пишет, что вина за нравственный упадок лежит не только на интеллигенции, потому что «наука, образование, культура оказались на обочине внимания общества, бизнеса и государства».

И снова - парадоксальная концовка, которая обрывает разумные рассуждения: «Но если наука все ближе к криминалу, то, может быть, преступники спасут науку?»

Перепады ритма создают иллюзию спонтанности. Да и последний риторический вопрос, спроецированный на заголовок-эссему - «Ученые-разбойники», усиливает разоблачительный эффект «жанра-гибрида», своеобразного сплава эссе и фельетона. И это еще один вариант публицистического текста с элементами эссе.

После всего сказанного возникает резонный вопрос: а есть ли вообще обратная связь «читатель - автор» в новых формах публицистики? В документальной системе отношения между автором и читателем складываются как между реально существующими личностями. Возможности взаимопонимания материализованы в самом тексте, а «сотворчество» рассчитано не на «множественность» прочтений и толкований, а на «однозначность» как максимальную приближенность читательского восприятия к авторской интерпретации. Социально значимый текст должен быть прочитан в соответствии с авторским замыслом.

Форма выражения в публицистическом тексте с элементами эссе меняется, увлекая за собой и втягивая автора в новые отношения с читателем. Жанр самовыражения, конечно, не несет в своей структуре установку на читателя. Но, самовыражаясь, автор должен считаться с эпохой и условиями собственной жизни. Эссе прочитают, и жанр подскажет читателю модель восприятия текста. Услышать личное, свободное, откровенно высказанное мнение? Да, интересно. Вникать в заворот мыслей, в которых запутался сам автор и безуспешно пытается распутать их? Нет, не интересно. А ключ к прочтению эссе - у того же М. Монтеня: «Мое мнение о них (о вещах. - Л.К.) не есть мера самих вещей, оно лишь должно разъяснить, в какой мере я вижу эти вещи»[154].

Для самих авторов это очень важно - не нарушить право читателя на невмешательство во внутренний мир. Хосе Ортега-и-Гассет объясняет, что даже доктрины, которые являются научными убеждениями для автора, не должны претендовать на восприятие читателем как истины. Эссеист, по его мнению, лишь предлагает допустимые новые взгляды на вещи и приглашает читателя исследовать их самому, проверить своим опытом, действительно ли эти новые взгляды на вещи являются плодотворными, и он, наконец, в благодарность за свой внутренний и искренний поиск убедится в их правоте или ошибочности[155]. Деликатные и уважительные отношения «автор - читатель» - своеобразный знак качества эссе. Во все времена.

Так должно быть. Хотелось бы, чтобы так было. Однако не всегда получается. Читатель не всегда получает то, чего ждет от автора. И в стилистике текста такой нереализованный эффект называется «обманутым ожиданием». Итак, о том, когда эссеизация авторского «я» не оправдана.

Самый распространенный вариант хорошо известен: приспособление всех форм авторской публицистики «под эссеистику». Эссеизация позиции автора в современной публицистике сама по себе вызывает жанровые сдвиги, которые видны на газетной полосе любого издания. В меру сил, таланта и эрудиции авторы пытаются эссеизировать практически любой жанр, не задумываясь о результате. Это стремление «очеловечить» текст приводит к видоизменению традиционных жанров, разрушает их границы и вносит сумятицу в голову самих авторов.