ЭСТ

Он говорил о властях, которые предают и обманывают нас каждый день, о войне, которую мы ведём ради иллюзорных целей и карьерных амбиций людей, которых не знаем, и которая не принесла нам ничего, кроме дефицита товаров и многочисленных жертв, он поведал нам истории с фронта и продемонстрировал шрамы на своей атлетической спине, доставшиеся ему от осколочного ранения, говорил о нашей судьбе и предназначении в масштабах всей истории человечества и в который раз заявил, что народ виноват один и только один в тех лишениях, что несёт прямо сейчас, точно так же в одиночку. И хотя не было врага народа и толпы более отъявленного и последовательного, чем Леонард, они рукоплескали ему даже с большей яростью и самоотдачей, чем предыдущему оратору, который зализывал раны за сценой и о котором благополучно забыли.

Я был загипнотизирован его речью так же, как остальные и, признаться, не сохранил её записи – так как просто не был в сознании настолько, чтобы вести её – я был где-то не здесь, далеко, в небе – я парил над реальностью, вознесенный туда речами оратора и уже пребывающий в счастливом будущем, где каждому достается по заслугам и каждый обеспечен деньгами и возможностями.

Это поистине была фантастическая минута – тысячи людей пребывали в мечтах и фантазиях, погруженные туда все одновременно усилиями одного выступающего, который, не понижая голоса, продолжал говорить.

Наконец, на какой-то торжественной ноте он вскинул вверх руку и что-то воскликнул – и восторженная толпа чуть не задохнулась от оваций и аплодисментов.

Такой бурной вакханалии я давно не видел за свою жизнь – люди буквально посходили с ума, они прыгали, танцевали, пели – из их рта шла пена, но они были в невероятном восторге и экстазе от представленного нарисованного им будущего.

Лейтенант же спокойно спустился со сцены, забрал свою пальто и шляпу, и, неспешно кивнув мне, скрылся в толпе.

2

После того дня я очень долго не видел Леонарда и даже не слышал о нём – сдав отчёт, быть может, несколько более задумчиво, чем обычно, и пропустив мимо ушей кое-какие колкости начальника, я, вернувшись домой, решил разузнать что-нибудь о столь необычном моем новом знакомом.

С этой просьбой я обратился к своему старому другу, который после института решил пойти в армию и делать карьеру среди пушек и дисциплины, а не свободы духа и пера, и он спустя несколько дней сообщил мне, что так интересующая меня загадочная персона провела много лет в колониях, где получила много наград и дослужилась, собственно, до лейтенанта, но потом случилась ссора с начальством (как многозначительно глядя на меня намекнул мой информатор), и его отправили в отставку.

О прошлом же Леонарда было абсолютно ничего неизвестно, равно как и откуда он взялся в принципе, кто его родители и где он учился, хотя уровень его красноречия предполагает образование не ниже университетского, но кто знает, на что способен человек с потенциалом и страстью к чтению, даже если его познание нового не систематическое.

Размышляя об этой захватившей мой разум фигуре, я провёл несколько дней почти не работая, вызывая лишь дополнительное недовольство своего шефа, но я не мог сосредоточиться ни на чем другом – фигура встреченного мной лейтенанта была слишком гипнотизирующий и исключительной, чтобы можно было так просто забыть её.

Его выходка на митинге впечатлила не только меня – и ещё много дней газеты столицы обсуждали кто этот таинственный и талантливый оратор, что так резко и агрессивно ворвался в политическую жизнь страны.

Все задавались вопросами о нем – и оставляли их без ответа.

Он исчез так же, как и появился, и много месяцев ещё о нем не было ни слуха, ни духа, и даже самые откровенные сплетники со временем забыли этого нашумевшего выскочку, а очевидцы события вспоминали об этом не иначе как с насмешкой, оправдываясь, что они уже тогда раскусили его примитивную натуру и она их не застала врасплох, и когда разговор в барах периодически заходил об этом инциденте, его старались замять, как нечто слишком пошлое и давно отжившее, ибо никто понятие не имел, как и где появится лейтенант снова и какие последствия будут его действия иметь для страны.

Наша война с Герасом тем временем шла неудачно – и хоть наши сводки старались создать впечатление успехов и были невероятно оригинальны в своей усердности, то, что на фронте подвижек нет – было ясно всем и каждому, последнему кучеру или ребенку.

Наша верхушка рвала и метала с пеной у рта, но не могла совладать с обороной маленького, но героического Гераса, который стоял насмерть в своей битве за историческую правду, вину и за свою жизнь.

И по мере того, как война затягивалась, все больше росло недовольство властями, всё больше людей поговаривало, что войну надо кончать, так как это уже приводит к огромным проблемам в сфере экономики и товарооборота – и с каждым месяцем ситуация ухудшалась, а люди больше голодали и злились.