В общем, прилично Гриша смотрелся только зимой и в темноте – жалкий фонарный свет удачно ложился на сверкающую нефтяным блеском куртку и облизывал по волоску каждый сантиметр формовки. А летом, когда долгие солнечные дни случаются даже в далеком сибирском городе, где грустно произрастал Гриша, ему приходилось почти безвылазно сидеть дома. Дружная компания скисала при появлении Прыща, как окрестил его один из корешей, регулярно одалживающий по зиме заветный куртярик. А ведь как Гриша хотел с ним подружиться – с этим прекрасным коротконогим и властным юношей по имени Толян! Именно этот роскошный Толян прижимал к расписанной непристойностями ржавой стене гаража любимую девушку Малодубова – Жанусика Оглоедову.– Ничего, Гришаня, будет и на твоей улице счастье, – утешали его родители, а он разглядывал их лица сквозь злые, будто луковые, слезы и думал, что белесую масть свою унаследовал от папани, а дурную кожу, конечно же, от мамани: у нее до сих пор на щеках рубцы – глубокие, как ямы от снарядов. И пусть люди они были, без сомнения, хорошие и щедрые, все равно Гриша Малодубов предпочел бы родителей более авантажной внешности. Простим ему, читатель! Страдающему отроку пока каких-то четырнадцать лет…
Счастье на Гришину улицу действительно явилось – с громадным, почти непростительным опозданием. Шикарный властолюбивый Толян к тому времени окончательно спился, Жанусик Оглоедова сделала неплохую карьеру в овощном отделе супермаркета, родители состарились, а прыщи на Гришином лице вполне пристойно заросли, оставив несколько героического вида отметин. Альбиносную свою сущность взрослый Гриша оттенял безжалостным искусственным загаром, а привычка одеваться в самое лучшее и самое дорогое начала работать теперь только на него одного.
Счастье царапнулось в двери Малодубова рано утром в четверг, сразу после негромкого свиста и кратковременного дождичка. Гриша открыл двери спросонок, подтягивая трусы к подмышкам, и увидел перед собой прекрасную девицу в распахнутом пальто.
– Решай немедленно – или ты впускаешь меня, или я ухожу навсегда! – выпалила девица, словно разрядила в Гришу обойму.
Выбирать не медленно и вообще выбирать Гриша, как известно, не умел. Он и сейчас с трудом отбирает нужные ему продукты в супермаркетах и с непонятным, вредным для повара упорством сторонится рынков: все потому, что не любит выбирать! Хотя если бы его спросили, хочет ли он очутиться вновь в позорном школьном прошлом, но прибыть туда с нынешним багажом, в вальяжном облике, с Нателлой под мышкой… никакой проблемы выбора вообще не возникло бы, вот!
– Меня зовут Нателла, – сообщила девица, покуда Гриша покорно сторонился, пропуская ее в дом. – Можешь звать Натой, можешь… можешь вообще никак не звать, только свари по-быстрому кофейку, а?
Как всегда, услышав конкретную просьбу (еще лучше – приказ), Гриша Малодубов радостно и споро бросился на ее выполнение. Кофеек тем более именно по его части! Для такого случая можно взять фушоновский, с лепестками роз – дар признательного клиента. Заваривая кофе для развалившейся на диване Нателлы и косенько, по-птичьи, поглядывая в ее сторону, Гриша Малодубов возвращался воспоминаниями в далекие школьные годы, в ненавистный и прыщавый восьмой класс:
– Прыщ, а ты куда собрался? – Толян развернулся вполоборота, глядя на Гришу в упор.
На парте перед Толяном синела свеженарисованная чернильная вагина, увидев которую и без того краснокожий Гриша окончательно побагровел. И жутким спазмом воли заставил себя ответить:
– Я… это… организация общественного питания.
– К хавчику поближе, – одобрил Толян.
Сам он вдумчиво записался в водители, Жанусик Оглоедова – в торговлю.Учебно-производственный комбинат – обязательная для советских школьников профессиональная ориентация, под которую отводился целый рабочий день, разливалась в те годы широко и полно, как река в половодье.
– У нас такой выбор рабочих специальностей, что каждый школьник сможет найти себе занятие по душе! – сказала директриса УПК на встрече со старшими классами, и Гриша Малодубов от этого задора загрустил.
Лучше бы ему сказали, куда идти. Лучше бы отправили силой. Лучше бы решили все за него!
Лист, пущенный по рядам, уткнулся в Гришу, как перст судьбы – изрядно исчерканный перст. Одноклассники, похоже, ни в чем не сомневались и быстро расписывались в нужных колонках, а Гриша потел и ненавидел себя за это – только пота ему не хватало для ослепительной красоты!