– Бросьте эти церемонии, Дебора. Я вас не ударю, если вы скажете что-то не то.
– Рада слышать. Что вы хотите там найти? – Дебора кивком указала на карту.
– Пытаюсь определить, где буду снимать нарратив. Хотя для начала, черт возьми, хорошо бы иметь рассказчика. Кто бы мог подумать, что эта часть проекта окажется самой трудной…
– Могу я спросить…
– Перестаньте! Честное слово… – Нарисса вздохнула. – Пожалуйста. Говорите со мной нормально. Вы не нуждаетесь в специальном разрешении просто потому, что вы белая.
– Простите. Просто… Ладно, неважно. Какой вам нужен рассказчик?
– Женщина. Черная. С властным лицом и убедительным голосом. Предпочтительно знаменитость – актриса, поп-певица, спортсменка, – хотя я предпочла бы политика, если такого удастся найти. По правде говоря, нужно было послушать отца. Он говорил, что нарративом надо заняться в первую очередь. У этих людей плотный график. Естественно, я поступила по-своему, черт бы меня побрал. Как всегда. По крайней мере, так было раньше, хотя теперь я стараюсь избавиться от этой привычки.
– Завади, – сказала Дебора. – Властная внешность и убедительный голос…
– Я сама не раз о ней думала. Она не знаменитость, но все остальное на месте.
– И?..
– Я даю ей… назовем это «пространство». Я ей не нравлюсь, а гибкость не относится к числу ее главных достоинств. – Нарисса склонилась над картой и принялась красным фломастером ставить точки в разных местах. – Подойдет Пекхэм-Коммон, Сомалийский общественный клуб, парк Майатс-Филдс в Камберуэлле, больница Святого Фомы, Миддл-Темпл… Нет. Не Миддл-Темпл. Глупая идея. И не Майатс-Филдс. О чем я только думаю? Лучше рынок Брикстон.
– Чем он хорош?
– Создает нужный фон для рассказчика, так что тот не сидит за скучным столом перед таким же скучным книжным шкафом. Кроме того, нужны съемки для голоса за кадром.
– Например, перед школьным двором, где играют дети – все девочки. Может, детская площадка?
– Есть тут одна в Камберуэлл-Грин. Другая – в конце Пекхэм-Коммон.
– Играющие дети, детские голоса, которые стихают, когда вступает рассказчик?
Нарисса посмотрела на нее и улыбнулась – отчасти искренне.
– У вас неплохо получилось бы, – заметила она.
– Спасибо. Приятно знать, что я могу сделать карьеру в другой профессии. Можно у вас кое-что спросить?
Нарисса надела колпачок на фломастер.
– Спрашивайте.
– Давайте… – Дебора махнула в сторону двери. Нарисса вышла вслед за ней на лужайку. Ее обрамляли подстриженные акации, похожие на зонтики. Дебора повела Нариссу к одному из деревьев. – Я тут задумалась об одной из пропавших девочек, той, с длинным именем, которую все зовут Болу. Вы слышали о ней?
– Видела репортаж по телику, – после короткой паузы ответила Нарисса. – А что там с ней?
– Меня удивило… В общем, сегодня утром я увидела экземпляр «Сорс».
– Надеюсь, вы выстилали этими страницами мусорное ведро.
Дебора улыбнулась.
– Выгуливала собаку. И по дороге нашла «Сорс». Там был рассказ – на обложке и внутри – о ее родителях.
– А с ними что?
– Ничего. Просто когда Болу пропала, ее последний раз видели с двумя подростками на Центральной линии метро – они ехали от «Гантс-Хилл».
– И?.. – Нарисса отвлеклась на двух техников, появившихся у часовни. – Я уже все подготовила. Сейчас приду! – крикнула она им и снова повернулась к Деборе. – Что вы хотите сказать?
– Что Центральная линия проходит через станцию «Майл-Энд». Что, если они пересели там на линию Дистрикт? А потом вышли на «Степни-Грин»?
– Девочка в опасности, – сказала Нарисса.
– Значит, Завади…
– Девочка в опасности – это все, что вам нужно знать, Дебора. Девочка что-то сказала. Кто-то услышал. И сложил два плюс два. Вот и всё. Так что
С этими словами Нарисса повернулась и пошла к часовне. На ступеньках она остановилась и оглянулась на Дебору.
– Вы понимаете, о чем я?
Дебора кивнула. И тоже вернулась в часовню, к своей фотосессии.
Марк Финни понимал, что так продолжаться не может. У него куча обязанностей, самых разных. На работе он, конечно, исполнял свои обязанности, но без должного рвения. А дома – без сострадания, эмпатии, любви и всего прочего. В Эмпресс-стейт-билдинг[5] Марк быстро овладевал искусством слушать не слушая, а также разговаривать и читать рабочие доклады, не вникая в их смысл. Он пытался скрыть растущее безразличие к работе, а также неприязнь к своим обязанностям по отношению к жене и дочери. Если на службе еще удавалось маскировать отсутствие интереса, то дома, когда дело касалось Пит, скрыть что-либо было практически невозможно.