Есть что скрывать

– Не подумай, что я не считаю обрезание девочек жестоким и неправильным. При одной мысли об этом мне становится плохо. Но дело в том, что у меня здесь бизнес и я должна поддерживать хорошие отношения со всеми на рынке, включая твоего отца. А еще есть мои клиентки. Они не должны думать, что я незаконно помогаю девочкам сбежать от родителей. Извини. И жаль, что Тиомбе уехала. Но ее нет, и…

В парикмахерскую вошли женщина с девочкой, и Блисс умолкла. Девочке на вид было лет двенадцать. Блисс улыбнулась обеим и спросила:

– Элис тебя достала, Фола?

– Пока только корнроуз, – ответила Фола, взрослая женщина. – Никаких наращиваний, пока не исполнится пятнадцать.

– Это нечестно! – запротестовала Элис.

– Да? Что ж, нечестно так нечестно, – согласилась Фола. – Но если хочешь, я могу показать тебе, что такое нечестность.

Элис уныло поплелась к рабочему месту Блисс и плюхнулась в кресло. Вероятно, она довольно быстро сообразила, что выбора у нее нет.

– Спасибо, что заскочил, Тани, – сказала Блисс и потушила сигарету. – Мне нужно работать, но если Тиомбе позвонит, я скажу, что ты приходил.

Челси Юго-запад Лондона

Оставив Хейверс заканчивать осмотр квартиры и ждать, пока в Стритэм прибудет Нката, Линли поехал в Челси, где, после того как местные жители начинали возвращаться с работы, найти свободное место на парковке было почти невозможно. Наконец он сумел оставить «Хили Элиотт» на Полтонс-сквер и пешком пошел к Чейн-роу, сняв по пути пиджак и перебросив его через плечо, чтобы легче переносить жару раннего вечера.

На углу Лордшип-плейс Томас поднялся по ступенькам крыльца высокого кирпичного здания и нажал на единственную кнопку звонка. Обычно ответом был радостный лай длинношерстной таксы, но сегодня Пич, вероятно, отсутствовала, и через несколько секунд дверь открыл Саймон Сент-Джеймс. В руке он держал что-то похожее на рукописный доклад; после вопроса Линли тот оказался монографией его коллеги, которую он вычитывал, прежде чем отдать для публикации в журнале.

– Значит, еще работаешь? – сказал Томас. – Я ненадолго.

– Ерунда. Все равно дело не движется. Последние минут тридцать мои мысли крутятся вокруг виски. Что предпочитаешь?

– Односолодовый, как всегда.

– «Лагавулин» или «Макаллан»?

– Я бы не отказался ни от того, ни от другого, но, пожалуй, выберу первый.

– Мудро.

Сент-Джеймс провел его в кабинет слева от входа, где когда-то, в эдвардианские времена, находилась столовая. Открытое окно свидетельствовало о желании Саймона впустить ветер, если тот вдруг поднимется, но надежды на это почти не было – из-за расположения дома и отсутствия сквозной вентиляции. В кабинете было немногим прохладнее, чем на улице. Тем не менее в комнате было комфортнее если не физически, то психологически – черно-белые фотографии Деборы, переполненные книжные шкафы, потертая кожаная мебель и беспорядок на письменном столе. Груду бумаг освещала настольная лампа, отбрасывающая конус света на конверты из коричневой бумаги и почту, которую, похоже, не вскрывали несколько дней.

Сент-Джеймс налил «Лагавулин» на два пальца в каждый из двух стаканов и протянул один Линли.

– Будь здоров, – сказал он, а когда они пригубили виски, прибавил: – Почему мне кажется, что ты зашел не просто поболтать?

– Очевидно, у меня все на лице написано, – согласился Линли. – Мне нужно поговорить с Деборой, если она дома. – Он выудил из кармана визитную карточку, найденную Хейверс, и передал ее Сент-Джеймсу. – Это нашли среди вещей жертвы убийства. Надеюсь, Дебора сможет кое-что прояснить.

Саймон взглянул на карточку, потом вернул ее.

– Она в саду. Пич нужна активность, и она делает все возможное. Я имею в виду Дебору – Пич на такое не способна. И, можно не сомневаться, собака будет рада любому перерыву.

Томас вышел вслед за ним в коридор, в дальнем конце которого ступени вели в помещение, где изначально располагалась кухня. Теперь она была оснащена всем самым современным оборудованием, но в прежние времена несколько слуг проводили здесь полдня – мыли, резали, жарили, подавали, снова мыли… Сегодня на гибриде стола и разделочной доски в центре кухни стоял шоколадный бисквит, а рядом с ним – глубокие тарелки и столовые приборы, ждавшие, когда их отнесут в столовую наверху.

В дальнем конце комнаты открытая дверь вела к ступенькам, спускавшимся в сад. Оттуда до них донесся голос Деборы:

– Она хочет убедить себя, что слишком стара, папа. Честно говоря, на нее нужно повесить рекламный щит: «Буду играть только за угощение». Только посмей ей что-нибудь дать, пока она не принесет мячик.

– Жестокая хозяйка, – сказал Сент-Джеймс жене, шагнув на верхнюю ступеньку. – Я тут привел кое-кого, кто хочет с тобой поговорить.

– Пич будет довольна. Да и я тоже.