Есть, господин президент!

Тачку мы поймали не так скоро, как хотелось. Три машины подряд объезжали нас, как чумных, а водитель четвертой, серой «газели», выпучился на бубен и рогатую корону и заломил немыслимую цену – как будто его просили доставить не трех интеллигентных людей из Щукино на Шаболовку, а по меньшей мере перевезти по гористой местности тонну нитроглицерина. Хорошо еще, с деньгами у меня проблем не было: я по-прежнему таскала в сумочке почти не растраченный аванс от Лаптева и могла добраться хоть до Парижа.

Когда мы трое подъехали к кондитерской, Макс ждал нас во внутреннем дворике у входа. Он доложил, что «Черкашинские пирожные» заперты без объяснения – даже без таблички «Закрыто». Он уже успел многократно постучать, заглянуть во все окна, но какого-то отклика или движения внутри не почуял. Похоже, пусто.

Запертая дверь – не всегда препятствие: я отлично знаю, где Юра с Тоней хранят запасные ключи, и в два счета открыла помещение.

Разгром почти не затронул торговый зал – так, пара побитых витрин и полсотни пирожных на полу. А вот опустошения на кухне оказались серьезнее. И непонятнее. Злоумышленники не столько перевернули кухню вверх дном, сколько вытащили из нее массу всего – для кондитерских будней незаменимого, но абсолютно бесполезного для перепродажи на стороне. Коммерческую ценность представляла только финская электропечь, чудо компактности и гордость Черкашиных, – она была выворочена с корнем из фундамента и унесена. В остальном же исчезли вещи копеечные: кое-что из посуды, миксеры, противни… Пропали запасы муки, сахара, меда, изюма, пряностей. Как я и подозревала, телефонный кабель оборвали не специально – просто задели, когда выдергивали из гнезд кюветки со специями.

Обозрев разгром, шаман извлек из кармана халата бронзовое зеркальце, потер его тыльной стороной о поверхность бубна. После чего добыл из другого кармана коробок, чиркнул спичкой над зеркальцем. Плевком загасил пламя. И медленно произнес:

– Хэсе онгон зуунай. Тайлаг онгон.

– Он говорит, это сделали те люди, которых вы ищете, – перевел Валера. – Те, что потом забрали и того, другого.

– И каким же образом он выяснил так много и так быстро? – с сарказмом в голосе поинтересовался Макс. – Что-то я не заметил, как уважаемый Удха сравнивает отпечатки пальцев…

– Учителю не требуется сравнивать пальцы, – покачал головой Валера. – Эзен Сахядай ноен, дух огня, ему подсказывает.

– А-а, – пробормотал Лаптев, – если дух огня, то конечно.

– Может, у тебя есть идеи получше? – Я разозлилась. На Макса, на всех вокруг и на себя. Мне тоже не слишком по душе эти шаманские штучки. На юрфаке нас все-таки учили другому. – Сам-то ты чего думаешь? Где их, например, могут держать? Не нравится тебе интуиция, давай, сыщик, напрягай свою индукцию.

– Индукцию? – задумчиво повторил Макс. – Ну тогда ясно и ежу: все они заперты в прачечной.

– Где-где?

– У нас недавно был аналогичный случай, – объяснил мне Лаптев. – Заложников прятали в прачечной. От частного – к общему.

Молодой шаман между тем пошептался со старым, добился от него длинной резкой фразы на камуцинском и сообщил нам:

– Халунай Удха знает, где сейчас находятся слепые и сладкие люди, которые раньше были тут. Но Учитель не может объяснить это место, у нас ничего похожего нет… Удха говорит только, что оно очень страшное, это место… Страшнее подземного царства Эрлиг Хаан… там повсюду валяются отдельные части других людей…

– Возможно, это операционная? – прикинула я.

– Может, морг? – предположил Макс. – Анатомический театр? Но тут у меня зазвонил мобильный телефон, не оставивший

нам никакого времени на гадания.

– Яна Штейн? – услышала я в трубке незнакомый голос. – Скажи только «да» или «нет», иначе я прерываю разговор.

– Да, – ответила, – а…

В трубке повисла тишина, хотя, судя по экрану мобильника, мой собеседник оставался на связи. Я вдавила телефон в самое ухо, и мне почудился далекий-далекий плеск воды. Река? Водопад? Фонтан?

Через несколько секунд тот же голос раздался вновь – но уже в сопровождении легкого шелеста и потрескивания.

Так бывает, когда тебе прокручивают магнитофонную пленку. Это означает, что тебе можно только слушать, а спорить без толку.

Глава тридцать вторая Круг сужается (Иван)