Есть, господин президент!

– Разрешаю, но только в самом крайнем случае, – ответил я. Тиму я жалел не больше, чем таракана Васютинского. Однако в Погодина вложено немало личного времени и сил, а своим трудом я не привык разбрасываться. К тому же тогда придется валить и Органона. – Постарайтесь уж без криминала. Просто дайте ему по башке, чтобы отрубился, или рот заклейте скотчем. Задание ясно?

– Так точно, – сказал охранник, и я разорвал связь.

После чего открыл внутреннюю дверь, выключил DVD, уселся в кресло, выложил на стол мобилу и постарался не трястись.

Софья Андреевна выполнила мою просьбу: Погодин и Органон переступили порог кабинета именно тогда, когда я велел.

– Ну?! – как можно грознее спросил я у Тимы, едва он зашел. Сейчас-то все и выяснится. Я так сильно сжал под столом кулак, что ногти впились в ладонь. Спой, сирена, не стыдись. Ну же!

– Иван Николаевич! – знакомо заныл Тима, и я тотчас же с громадным облегчением понял, что передо мной – самый обычный глупый толстый Погодин, лишенный вчерашней магнетической силы. – Прошу вас, повлияйте на провокаторов из «Любимой страны»!

Привычный лепет жирного ублюдка не вызывал у меня ни восторга, ни экстаза – дивное ощущение. Я снова контролирую себя, хо-хо! Чтобы радоваться своей нормальности, надо ненадолго сойти с ума.

– А что такое? Альпинистов у вас требуют? – благодушно поинтересовался я. – Так, может, проще поделить покойников по-братски – например, Шалина вам, а Болтаева им? Или наоборот.

– Какие там альпинисты? Хуже! – простонал Тима. – Помните, я рассказывал о новых союзниках из «Европейской партии возрождения порядка»? Мы только сняли банкетный зал, сделали предоплату, согласовали меню… И вот, значит, вчера вечером, пока мы ездили на телешоу, кто-то излупил гостей до потери сознания. Парни тут же, конечно, собрали вещички и уехали. Теперь расскажут в Европе о нашем гостеприимстве… Кому, если не Крысолову, это выгодно?

Идиотская версия о злодействах Сенечки-коалы стала последней каплей. Я окончательно и бесповоротно уверился в том, что сейчас из Тимы не выползет наружу опасная харизма. Нам обоим везет.

Набрав номер Гришина, я дал отбой. А Тиме с Органоном жестом позволил наконец сесть и по-барски обронил:

– Разберемся… Но давайте-ка сперва поговорим о телешоу.

– Вы его смотрели? Правда, здорово? – загордился Погодин. – Я был в ударе, прямо вдохновение какое-то накатило. У нас в политсовете все говорят, что я сделал бабку одной левой. И зрители, если вы заметили, все были за меня, и арбитры. Обидно, конечно, что этот Журавлев подсуживал старухе и свел к ничьей. Вы, Иван Николаевич, очень правильно вчера про него сказали – придурок. Не пойму, как таким доверяют эфир? Мы после шоу хотели с ним поговорить, но он притворился больным… Даже «скорую» к себе вызвал – только чтобы от нас удрать…

Пункт номер четыре, подумал я, стараясь, чтобы моя радость никак не просочилась наружу. Боже мой, я был прав! Он ни о чем не догадывается, совершенно. Он так себя любит, что легко поверил: все восторги им заслужены самостоятельно, без чудес.

– Да, выступили вы неплохо, – сдержанно похвалил я. – Одного я не пойму: чего вы с Лерой все жрали в прямом эфире? Это же некультурно. Другого времени у вас, что ли, не было?

– Очень вкусные попались пирожные, – застенчиво признался Погодин. – Какие-то новые, я раньше таких никогда не пробовал. Мы их в кондитерской закупили, на Шаболовке – ну той, про которую бабка рассказывала. И она там, кстати, буквально перед нами пришла, мы после нее еле-еле успели последние три штучки купить. Два я вчера съел, и одно еще осталось. Пирожные – чудо, Иван Николаевич! Я бы за такие Госпремии давал.

– Что еще за пирожные? – спросил я самым безразличным тоном.

– С изюмом, – радостно объявил Погодин. – Экспериментальная партия. Называются… это… «Парадокс»! «Парадокс с изюмом».

Органон глянул на босса с чувством превосходства и уточнил:

– «Парацельс» они называются, Иван Николаевич.

– Что-о-о-о-о? – Я вздрогнул. – Ка-а-ак ты сказал?

– «Парацельс с изюмом», – повторил Органон. – Я хорошо запомнил, Иван Николаевич. Дурацкое название, правда?

Глава двадцать третья А вот и Vati! (Яна)

Тем, кто выехал из Краснопольского с утра пораньше, Рублевка могла показаться Землей после ядерной войны: птицы не поют, лягушки не квакают, на трассе – шаром покати, в коттеджах – кладбищенская тишина. Все живые отсыпаются. Даже хищные мутанты – зебролюди племени ГИБДД – еще не выползли из нор.

Первые полчаса Макс вел мотоцикл молча. Затем печально произнес:

– Это похоже на инфекцию гриппа.

– Ты о чем? – не поняла я.

Ход его мыслей часто был для меня загадкой. Возможно, в самых ответственных случаях он тщательно строил фразу сперва на своем немецком, а затем уже мысленно переводил ее на русский. За это время я, конечно, успевала напрочь забыть тему нашего разговора.