Есть край такой

есть край его и не найти пожалуй
когда б не храм старинный обветшалый
как говорят здесь обитали ране
секеи иудеи и армяне
посад местечко и армянский сад
названья люди в памяти хранят

есть край где ведомо одним могилам

кто погребен на кладбище унылом
евреев видно здесь не хоронили
кресты над венграми давно погнили
армянских надписей не разберешь
на мраморе покрытом мохом сплошь

есть край где имена армян забыты

но сохранили каменные плиты
четырехлистный клевер знак счастливый
рукою высеченный терпеливой
роса дожди и талая вода
роняют капли каждый год сюда

есть край где птицы не умрут от жажды

их напои́т могильный камень каждый
ведь даже в год засушливый таится
живая влага в маленькой кринице
попьет пернатый гость и ввысь взлетев
возносит благодарственный напев

Баллада об Ашальчи Оки [1]

есть край далеко-далеко
куда дойти нелегко
исполнены древние дали
сиротства тоски и печали
лишь только смежаю ресницы
туда моя песня стремится
и там приникает беглянка
к мотиву из рода чанго[2]
там сестра моя
ашальчи оки
которая слагала стихи
и не ведая передышки
две написала книжки
но перо свое и певчий озноб
сменила на скальпель и стетоскоп
так она стала подругой немой
тому кто был отсечен тюрьмой
и разделила молчание кузебая
герда[3]

гордо предполагаячто лучше ей онеметь при жизни
чем раствориться в деспотизме
да
молчанием во дни глухие
возможно противиться тирании
европа вперившаяся в свой пуп
не ведала о тяжести этих пут
не волновало ее нисколько
отчего вотякская женщина смолкла
и лишь ее небольшой народ
и еще кто знал ее
тот поймет
зачем она замолчала врачуя
покоренного и покорителя
чуя
какой это мощный ответ угнетенью
ее неменье
красноречива твоя «молчанка»
самая чанговская из чанго
сестра моя ашальчи оки
годами не обронившая ни строки
две фотографии и стихов букетик
все что мне от тебя
осталось на свете
да еще жалкая моя смелость
помня о риске
твою балладу прочитать близким

Падающий лист ореха

      Шандору Чоори

есть край где студеным бывает лето
под утро в дубовой колоде вода
подернута пленкой льда
словно бы увядает
как увядает память накинув покров
холодноватых отживших слов
а детеныш весны жеребенок
наивный и несмышленый
в испуге отфыркнет льдинки
и к матери мчит

наворожив

раннюю осень и долгую зиму
уносятся прочь горластые галки

и первый медленный лист

с ореха
слетает вниз
и на плечо человека
с припорошенными снегом висками
ложится тяжелым крылом

Послеполуночное наречье