Как бы там ни было, критерий 3 сводится к критерию 2. Ведь что означает, что один закон «стыкуется» с другим? Кеплеровские законы движения Марса согласовывались с его законами движения для других планет, поскольку обладали одной и той же формой. Это сводилось к тому, что сочетание законов «другие планеты всегда движутся по эллипсу, и Марс всегда движется по эллипсу» должно было получить предпочтение перед «другие планеты всегда движутся по эллипсу, а Марс всегда движется по спирали». Почему? Потому что первое предположение проще второго. Его можно выразить просто как «все планеты всегда движутся по эллипсу». Другими словами, закон для какой-то узкой области хорошо согласуется с законами смежной области, поскольку они подкрепляют скорее простой, а не сложный закон для всей области. Так как критерий фонового знания при оценке приемлемости предложенного частного закона в конечном итоге сводится к критерию простоты применительно к более общему закону, то я зачастую не буду обращать внимания в дальнейшем на критерий фонового знания.
Читатель мог бы подумать, что можно убрать все эти «дикие» кривые, совместимые с наблюдениями, накопив большее количество новых наблюдений. Вполне возможно, что следующее наблюдение положения Марса отменит все кривые, за исключением одной – эллипса. Да, но есть еще бесконечное число кривых (не указанных мною), которые проходят через прежние положения и через новое положение, но которые сильно разойдутся в будущем. Без критерия простоты мы не имеем возможности осуществить выбор между бесконечным числом теорий, совместимых с данными. Некоторые утверждают, что наше предпочтение простоты есть всего лишь дело привычки и удобства, что мы предпочитаем более простые теории, поскольку нам легче оперировать такими теориями, а наше предпочтение простоты не имеет отношения к поиску истины. Такие взгляды являются неверными. Мы нередко нуждаемся в предсказаниях будущего, они играют ключевую роль в нашем выживании, а также и в реализации наших более амбициозных смыслов. Нам нужно знать, рухнет ли мост, если на него въедет грузовик; вылечит или убьет лекарство; вызовет ли ядерный взрыв цепную реакцию, которая уничтожит все человечество и т.п. Мы делаем свои предсказания, используя самую простую теорию, экстраполирующую прошлые наблюдения. И мы верим, что предсказания на основе такой теории, вероятно, более истинны, чем предсказания какой-либо другой теории. Если бы мы действительно считали, что предсказания всех теорий, которые появились на основе сделанных до сих пор наблюдений, равно вероятно истинны, мы бы никогда не имели оснований опереться на какую-то одну из этих теорий. Но мы все же полагаемся на какую-то одну, а не другую теорию и считаем, что у нас есть для этого основания, а сделать мы это можем только потому, что рассматриваем простоту теории как ключевое свидетельство в пользу ее истинности.
«Простота» научной теории проистекает из того, что она состоит из нескольких составляющих ее законов, каждый из которых соотносит несколько переменных посредством математически простых формул, выводы из которых применительно к наблюдению делаются посредством математически простых шагов. Если теория постулирует существование объектов или свойств за пределами того, что мы можем наблюдать (таких как атомы и электроны, кварки или квазары), то критерий простоты велит нам постулировать малое число новых объектов, малое число новых видов объектов, малое число новых свойств и малое число новых видов свойств – причем чем меньше, тем лучше. Правило, в соответствии с которым следует постулировать существование не большего числа объектов, чем требуется для объяснения наблюдений, часто называют «бритвой Оккама». Однако применение этого правила зависит от того, что понимается под «требуется». Разумеется, правильно постулировать существование