Есть ли будущее у капитализма?

Производители также могут частично или полностью вывести свои поиски капитала из производственной (или даже коммерческой) сферы и сконцентрироваться на прибылях в финансовом секторе. Сегодня мы говорим о «финансиализации» так, как будто это изобретение 1970-х годов. Но на самом деле это очень давняя практика во всех Б-фазах Кондратьева. Как показал Бродель, по-настоящему успешными капиталистами всегда были те, кто отвергал «специализацию» на промышленности, коммерции или финансах, предпочитая быть универсалами, маневрирующими между этими процессами в зависимости от того, что диктуют имеющиеся возможности.

Как зарабатывают деньги в финансовом секторе? Базовый механизм — одалживать деньги, которые должны возвращаться с процентами. Самые прибыльные долги для кредиторов возникают тогда, когда заемщик занимает слишком много и потому может выплатить только проценты, но не капитал. Это ведет к рекуррентному и непрерывно растущему доходу для кредитора до тех пор, пока заемщик не становится банкротом.

Подобный механизм финансового займа не создает новой реальной ценности, он не создает даже нового капитала. Он в основном перераспределяет существующий капитал. Он также требует того, чтобы возникали все новые круги заемщиков, которые могли бы замещать обанкротившихся, чтобы тем самым поддерживать приток кредитования и задолженности. Эти финансовые процессы могут быть очень прибыльными для тех, кто находится на стороне кредитования в этом уравнении.

Цепочка «кредитование-задолженность», однако, имеет один недостаток с точки зрения «нормального» функционирования капиталистической системы. В конечном итоге она истощает весь действительный спрос на любое производство. Это одновременно и экономическая, и политическая угроза для системы, которая в этой связи нуждается в возвращении в равновесие, то есть в возвращении к ситуации, в которой капитал накапливается в первую очередь посредством нового производства. Шумпетер очень ясно показал, как это экономически происходит. Изобретение преобразуется в инновацию, которая приводит к появлению нового ведущего продукта, который дает возможность возобновиться экспансии мировой экономики.

Политика такого преобразования была предметом множества споров. Она, по-видимому, требует усиления позиции трудящихся классов в классовой борьбе. Она может потребовать со стороны некоторой части производящих классов готовности допустить усиление позиций трудовых слоев — пожертвовать краткосрочными индивидуальными прибылями в интересах долгосрочных коллективных прибылей всего класса.

Этот паттерн экспансии и сокращения капитализма возможен только потому, что капитализм — система, не располагающаяся в границах одного государства, но удобным образом встроенная в мировую систему, которая по определению больше любого отдельного государства. Если бы эти процессы происходили в одном государстве, то ничего бы не могло помешать обладателям государственной власти присвоить себе прибавочную стоимость, что лишило бы (или по крайней мере значительно сократило бы) предпринимателей стимула заниматься разработкой новых продуктов. С другой стороны, если бы в сфере рынка не было вообще никаких государств, то не было бы и способа получить квазимонополию. Только если капиталисты располагаются в «мировой экономике» — такой, которая включает множество государств, — предприниматели могут заниматься бесконечным накоплением капитала.

Это объясняет, почему у нас есть так называемые циклы гегемонов, значительно более длинные, чем циклы Кондратьева. Под гегемонией в мировой экономике понимается способность одного государства навязывать ряд правил всем остальным государствам, в результате чего в мировой системе поддерживается относительный порядок. На важности «относительного» порядка настаивал в своих теориях Шумпетер. Беспорядки — внешние и внутренние (гражданские) войны, мафиозный рэкет, обширная коррупция среди чиновников и институтов, ползучая мелкая преступность — прибыльны для небольших секторов мирового населения. Но они мешают глобальному стремлению к максимизации накопления капитала. Действительно, они несут с собой разрушение большей части инфраструктуры, необходимой для поддержания и экспансии капиталистического накопления.

Отсюда следует, что навязывание относительного порядка державой-гегемоном благоприятствует «нормальному» функционированию капиталистической системы в целом. Еще больше оно выгодно для самой державы-гегемона — ее государства, предпринимателей и обычных граждан. Есть основания усомниться в том, что выгоды для системы в целом (и для державы-гегемона) также несут за собой выгоды для других государств и их предпринимателей и граждан. В этом состоит конфликт, а также объяснение того, почему достичь и сохранить такую гегемонию так трудно и почему это так редко случается.