Следующей группой должников были крупные корпорации, которые, начиная с 1980-x годов, стали выпускать знаменитые мусорные облигации как средство преодоления проблем с ликвидностью. Это вело к приобретению предприятий группой хищнически настроенных инвесторов, которые делали деньги на том, что лишали предприятия их материальной ценности. 1990-е стали началом роста личных долгов индивидов, в особенности на Севере, в связи с повсеместным использованием кредитных карточек, а позднее вложениями в жилую недвижимость. В первое десятилетие XXI века наблюдался заметный рост государственного долга в Соединенных Штатах, вызванный сочетанием огромных военных расходов и широкомасштабного сокращения подоходного налога. После краха американского рынка жилья в 2007 году мировая пресса и политики публично заговорили о «кризисе», усилиях по «финансовой помощи» банкам и, в случае США, печати денег. За этим последовало расширение круга государств-должников, ведущее к все более настоятельным требованиям мер жесткой экономии для сокращения государственного долга, что одновременно сокращает действительный спрос.
В первое десятилетие XXI века также наблюдалось географическое смещение присвоения капитала. Подъем «новых стран» (emergent countries), в особенности БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка), — своего рода медленная перестройка иерархии современной мировой системы, которая регулярно наблюдалась ранее. Однако отсюда следует, что в системе есть место для новых ведущих производственных отраслей, что противоречит повсеместному сокращению прибыли. Скорее подъем БРИК предполагал расширение числа людей, участвующих в распределении мировой прибавочной стоимости. Это в действительности сокращает, а не увеличивает возможности бесконечного накопления капитала и усиливает структурный кризис мировой системы, а не противодействует ему. Более того, меры жесткой экономии, получившие теперь такое широкое распространение, сокращают потребительскую базу для экспорта из стран — участников БРИК.
Наиболее вероятный финансовый результат экономической неразберихи будет заключаться в отказе от американского доллара как мировой резервной валюты, за которым последует не замена его другой валютой, выполняющей ту же функцию, но многовалютный мир, который позволит обменным курсам постоянно колебаться, поощряя дальнейшее замораживание финансирования новой производственной деятельности.
В то же время упадок американской гегемонии стал необратимым из-за обратного эффекта, вызванного военно-политическим фиаско программы неоконов, проводившейся президентом Джорджем В. Бушем в период 2001–2006 годов, с ее односторонним мачизмом. В результате образовалась реальность многополярного мира, в котором есть от восьми до десяти центров власти, достаточно сильных, чтобы относительно автономно договариваться с другими центрами. Однако теперь центров власти слишком много. Как следствие, участились попытки геополитических перетасовок, поскольку каждый из центров стремится получить материальную выгоду. Тем самым колебания рынков и валют усиливаются за счет колебаний властных альянсов.
Базовая реальность — это непредсказуемость не только в средней перспективе, но в значительной мере и на коротком промежутке времени. Социально-психологическим следствием этой краткосрочной непредсказуемости стали замешательство, гнев, пренебрежительное отношение к власть имущим, а более всего — острое чувство страха. Страх толкает к поискам политических альтернатив, которые ранее даже не рассматривались. Медиа называют это популизмом, но это гораздо более сложное явление, чем то, что обозначается этим ходульным термином. Одних страх толкает на многочисленные и иррациональные поиски козла отпущения. У других вызывает готовность пересмотреть глубоко заложенные представления о том, как функционирует современная мировая система. В США это можно рассматривать как различие между движениями «Чайной партии» и «Оккупай Уолл-стрит».
Главной заботой всех государств в мире — от США до Китая, от Франции до России и Бразилии, не говоря уже о более слабых государствах на мировой арене, — стала настоятельная необходимость предотвратить бунт лишившихся работы рабочих, к которым присоединяется средний слой, чьи сбережения и пенсии тают на глазах. Одной из форм реакции стало то, что все государства стали протекционистскими (хотя и энергично это отрицают). Причина такой тяги к протекционизму кроется в том, что правительства любыми способами и любой ценой стремятся получить краткосрочные деньги. Поскольку протекционизма недостаточно, для того чтобы преодолеть безработицу, государства также становятся более репрессивными.
Такое сочетание жесткой экономии, репрессий и поисков краткосрочных денег еще больше ухудшает глобальную ситуацию. Это в свою очередь ведет к еще более сильной блокировке системы. А блокировка системы приводит к расширению амплитуды колебаний и, как следствие, делает еще более ненадежными краткосрочные предсказания, как экономические, так и политические.