До этого она всё наблюдала за нашей суетливостью и нервностью. Как мы выворачивали карманы. Как мы сидели в задумчивости. Безысходности. Как уже готовы были на всё плюнуть и… И… продолжали сидеть в безысходности…
И тогда Марина сказала; - Тут недалеко моя мама живет… Я могу к ней зайти, занять…
Мы боялись поверить возможному счастию. Мы боялись дохнуть, чтобы ничем и никак его не спугнуть.
– Ну, иди, - дуэтом, шёпотом выдохнули мы.
Конечно, почти с равнодушием. Как будто это хрупкое известие для нас ровно ничего не значило. Ну, разве, так, - приятный жест со стороны Марины. Жест доброй её воли. Который мы, со своей стороны, как джентльмены, конечно, ни в коем случае не могли отвергнуть.
Ну, ещё так - если к слову - Марина с нами почти не пила. Чуть прикладывалась к напиткам. Для нашего сообщества ведь главным было - поговорить. Во время совместных наших попоек мы, как и всё прогрессивное население нашей страны, росли интеллектуально, совершенствовались. Говорили о Высоцком, Окуджаве. Марина пыталась пискнуть нам своё о Данииле Дондурее. Советовала читать его статьи.
Ну, а теперь вот - пошла для друзей своих - интеллектуалов, занимать деньги…
И вот представьте этот момент. Эту картину. Это полотно: стоим мы с Горбачевским. Почти потерявшие надежду, но для нас вдруг впереди что-то забрезжило.
И вот из-за домов показалась Марина.
Вообще в миру она была самой обыкновенной девчонкой. И на то, что она девушка-женщина мы как-то не обращали особого внимания. Свой в доску товарищ по работе. На вид - Элен Баркин, если кто знает. Если и красавица, то на любителя.
И вот выходит из-за домов Марина… В фирменных джинсиках, полурасстёгнутый батничек, грудки торчком… И как я раньше не замечал в ней всего этого?..
В сторону домов мы стояли, как два флюгера. Ничем себя не выдавая, и продолжая по инерции разговаривать о литературе, мы, не отрываясь, смотрели, как к нам приближается Марина!..
Которая - мы это чувствовали уже всеми своими фибрами - несла нам ТРИ РУБЛЯ!..
– Сколько в ней благо-родства!.. - Выдавил из себя Горбачевский, попытавшись сглотнуть сухую слюну и вместо этого просто глухо плямкнул губами…
*************
Восьмое Марта завтра…
Сколько приятных, совершенно разных и удивительных воспоминаний, которые уже не забудутся никогда, подарили нам Вы, женщины…
ОБ ИСКУССТВЕ
В древности Леонардо или какой-нибудь Рафаэль ходили по улицам, и взгляд их невольно и совершенно нечаянно останавливался на хорошеньких женщинах. Там по улице прошла - кувшин понесла на плече. А там - остановилась водицы испить из фонтанчика.
А - когда лето, когда жара, то взгляд мужчины то и дело просто вынужден то на одном, то на другом легко одетом женском теле останавливаться. Даже на совершенно постороннем. Даже если тело это замужем.
И вот Леонардо или вообще какой-то никому не известный скульптор-художник решает запечатлеть для себя вот это прекрасное мгновение, увиденное им летом на улице.
Ну и - хватает в руки зубило, бросается на подходящий по размеру кусок мрамора и отсекает от него всё лишнее. Выделяет из него женщину. А лишнее на ней, естественно - и всякая одежда.
Женщина без одежды - уже богиня. А тут ещё и в мраморе навечно.
Но тогда, в древности, тоже, наверное, были сложности чьё-нибудь лицо без разрешения выставлять на всеобщее обозрение. На лицо есть авторские права. Потому что оно, какое ни есть, но единственное и неповторимое.
И, если перед вами даже какая женщина и попозировала без одежды, то совсем не обязательно всем знать, кто эта женщина.
На все остальные части тела любая женщина может сказать, что и у неё такое есть. Даже лучше.
А вот лицо…
И вот подумал-подумал никому не известный скульптор-гений… Полюбовался ещё раз-другой на мраморную богиню.
А потом взял свою художественную кувалду и аккуратненько со всего размаху головку-то ей и отбил. А потом, уже заодно и по рукам хряснул: - «Землетрясение», мол!..
Поцеловал лицо настоящей своей красавицы, которая много недель была ему терпеливой моделью, и выпустил её из мастерской в сумерки через потайную дверь…