Есть такая работа — учить самолёты летать (СИ)

Он не понял, откуда звучал тихий телефонный звонок. Затем поднялся и уставился на Викин рюкзачок. Звонок прекратился, чтобы начаться опять. Павел Константинович решительно потянул молнию и вытащил смартфон. На мониторе увидел — «Дарья Орлова». Захаров нажал на кнопку вызова и тихо ответил:

— Да, Даш, слушаю.

Повисла небольшая пауза, и Орлова неуверенно произнесла:

— Паш, я точно тебе звонила или у меня телефон глючит?

— Нет, с телефоном полный порядок, просто я взял трубку.

Последовала ещё одна пауза, немного длиннее, чем предыдущая.

— Паш, а Виктория… она где?

— Она спит, Даш. Ты не переживай, я ей передам, что ты звонила. Или разбудить?

— Нет, нет. Я просто волновалась, как она домой доедет. У неё очень сложное дежурство выдалось, мне Фридрих Иванович звонил, просил узнать — доехала или нет.

— Доехала, просто она еле стояла, я её к себе забрал. А то у неё квартира стоит пустая.

— Знаю, — недовольно протянула Орлова. — Она такая упрямая, от любой помощи отказывается!

Захаров хмыкнул и закончил разговор:

— Ладно, Дашуль, отдыхай тоже. Если надо — Вика тебе перезвонит.

— Не надо, Паш. Ты… Паш, а ты серьёзно?

— Я не знаю, Даша. Время покажет. Ну, пока.

Он выключил телефон и задумался. Серьёзно… Рука сама потянулась к шее, погладив обручальное кольцо. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет прошло с того страшного дня, когда погибла Валя. Он, лётчик-испытатель, не справился с машиной, которую занесло в кювет после столкновения с огромным грузовиком. Они с Алёной выжили, оставшись без единой царапины, а Валентина так и осталась сидеть с открытыми глазами, в которых не было страха, только какая-то обида и недоумение. Вокруг их машины бегали люди, водитель грузовика с разбитым лицом пытался что-то говорить об отказавших тормозах, но Павел смотрел на Валю и видел только эти распахнутые глаза.

Он убеждал себя, что ему надо думать о дочери, о работе, о подчинённых. И чем выше была его должность, чем крупнее звёзды на погонах, тем больше он уверял себя, что он должен работать, летать, что та, другая жизнь, не для него. Его устраивали короткие встречи где-то на полигонах, в командировках, но начать новые серьёзные отношения он не мог. Боялся? Не любил? Думал о чувствах дочери? Он не знал ответа на этот вопрос. И продолжал жить так же, пока однажды утром, вернувшись с ночных полётов, он не увидел женщину, выходящую из подъезда его дома. Стройную, белокурую, в плетённых босоножках, ремешки которых оплетали совершенно невероятные щиколотки. Она быстро пошла в сторону автобусной остановки, а он так и простоял, глядя ей вслед, пока она не скрылась за углом. Эта незнакомка ничем не напоминала его Валю. Наоборот, была полной её противоположностью. Но зацепила так, что он ловил себя на том, что вечерами смотрит на её окна, что прислушивается к звону ключей на площадке, следит за ней из окна. Потом он узнал, что её имя Виктория, Вика, что она работает у Даши Орловой в отделении, что она одинока. И сегодня утром он впервые заговорил с ней, приятно удивившись, когда она назвала его по имени.

А ведь он долго молчал, наблюдая, как она ищет ключи в рюкзачке, согнув ногу в коленке. И опять эта невозможная тонкая щиколотка с узким ремешком от босоножки. В итоге сейчас она спит в его постели, а он сидит на кухне и думает. Почему? Почему он поступил вопреки своим принципам? Чего он ждал или, может, боялся все эти долгие пятнадцать лет? Вот оно, правильное слово! Ждал. Ждал долго, терпеливо, отказываясь от новых отношений, довольствуясь бабочками-однодневками, которых у видного лётчика было множество, но ни одна из них не вызывала столько трепета и желания. И не просто желания плоти, а желания души. Даже в эту минуту её близость не вызывала в нём инстинкта завоевателя, охотника, победителя. Она нуждалась в заботе и простом человеческом сочувствии, и он дал ей это, не задумываясь о будущем. И почти не вспоминая о прошлом.

Вика. Именно Викой она была сегодня утром. Не непреступной Викторией Георгиевной, а Викой. И долго не соглашалась с его доводами, и если бы не её крайняя усталость, чёрта с два она бы пошла за ним. Тоже боится? Перемен, новых отношений? Боли? Предательства? Потери? Чего боятся люди, отказываясь от близости с другими людьми? Боятся стать уязвимыми. Что их могут предать, уйти, наплевав в душу. Посмеяться над словами, над чувствами, растоптать и унизить, глядя при этом в глаза. Заставить быть благодарными. За что? Да за всё! За то, что снизошли, что позволили любить, а когда что-то перестаёт быть комфортным — устраивать истерики и обвинять во всех грехах.