Есть такие края…

Ольга и вправду почувствовала себя разведчицей, поэтому задавать лишних вопросов не стала. Машина катила по осенним улицам. Как же красив был город, в котором она прожила всю жизнь! Теперь она понимала, почему в девяностые, когда у нее была возможность уехать за границу, и не куда-нибудь, а в Швейцарию, она даже не рассматривала этот вариант. Сейчас, то есть в реальной жизни, они с Павлом предпочитали жить на даче, потому что город пришел в какой-то упадок. Дороги разбиты, многие здания разрушены, фасады обшарпаны. И какая-то унылая энергетика заползала в сердце прямо при въезде, какое-то недовольство, безысходность. Но здесь, в семьдесят пятом все было светло, весело и ухожено. Дмитрий Кириллович остановил машину во дворе пятиэтажной хрущевки, и, велев Ольге ждать в машине, зашел в подъезд. Этот двор был почти родной, там за углом, через улицу, в такой же хрущевке, жили ее дед и бабушка, там прошло детство. Ей очень хотелось выйти, и хотя бы заглянуть за угол, но внутреннее беспокойство заставляло ее максимально соблюдать осторожность. Прошло довольно много времени, прежде чем вышел Дмитрий Кириллович, и сказал: «Иди. Квартира 48. Если выйдешь, и меня здесь не будет, подожди. Поеду продуктами закуплюсь». Ольга, дрожа всем телом, зашла в подъезд. Квартира была на втором этаже. Она позвонила. Дверь открыла моложавая женщина лет шестидесяти. Совершенно обыкновенная, в цветастом домашнем платье, с повязанным сверху фартуком. Крашеные перекисью волосы, с отросшими корнями, были забраны в хвостик черной аптекарской резинкой. И только ярко голубые глаза, скользящие по Ольге, как лезвия, были замечательны. «Здравствуй, проходи», – сказала женщина. Пока Ольга снимала кроссовки, женщина представилась: «Зови меня Анна Ивановна». Гостья тоже назвала свое имя. В небольшой комнате, куда они зашли, была вполне стандартная для того времени обстановка. Огромный ламповый телевизор, импортная стенка, четырехугольный стол посредине, вокруг него стулья. Необычным было только то, что весь передний правый угол был увешан иконами. В те времена, даже если их и хранили в семьях, то не выставляли напоказ. Ольга не знала, что ее ждет, не знала как себя вести и очень смущалась. Хозяйка, молча, указала на стул, достала большой зеленый платок, расстелила его на столе и вытащила карты Таро. Начала раскладывать, но быстро сгребла их в кучу. «Ты ли?» – спросила она. Ольга от неожиданности ответила: «Я». Взгляд Анны Ивановны как-то смягчился и уже не искрил голубыми молниями. «Не подвела чудь белоглазая», – прошептала она еле слышно. Потом достала из стенки небольшой холщевый мешочек, высыпала на стол бобы и стала раскладывать их рядами. Делала она это довольно долго, то убирая из ряда несколько штук, то добавляя. Затем она встала, подошла к Ольге и положила ей на лоб руку. «Тяжко тебе? Ну, поплачь!»– сказала она, и как будто повернула какой-то краник в Ольгином организме. Из ее глаз мгновенно хлынули горячие обильные слезы, притом она, как будто видела себя со стороны, но не могла остановить их. Так она ревела минуты две, потом Анна Ивановна убрала руку, и поток слез иссяк, а на душе стало легко и спокойно, словно не было этих последних сумасшедших дней.

– Кто вы? – спросила Ольга.

– Колдунья, – буднично, как само собой разумеющееся, ответила хозяйка. – Ты Рейке занимаешься? – в свою очередь поинтересовалась она.

– Очень слабо, только, чтобы себя успокаивать.

– Ну, нет, вспомни, когда ты бабушке делала, все же получалось здорово, зря не практикуешь.

Тут Ольга поняла, что Анна Ивановна и вправду колдунья.