Есть время жить

Когда Альберт смог понять Корбина, то перестал его бояться, и вскоре с удивлением обнаружил, что граф относится к нему с определенным уважением. Как ни смешно такое определение по отношению к ребенку, но это было именно уважение. И именно с того момента, как Альберт это понял, Корбин стал для него образцом для подражания.

Нет, он не пытался копировать походку или поведение графа, как это делали многие ученики – с недетским умом и настойчивостью он пытался понять образ его мыслей и научиться воспринимать мир так, как воспринимал его Корбин. Удивительно, но Альберту удалось то, что было не под силу многим из тех, кто считал себя знатоком человеческой природы. Пожалуй, он был единственным, кто сумел заглянуть под маску равнодушия, которую граф привычно надевал, общаясь с другими людьми, и там с удивлением обнаружил странную вещь. Оказывается, рационализм и четкое мышление Корбина были наносными или, точнее, старательно культивируемыми, а под ними скрывался совсем другой человек – очень эмоциональный, по-детски нетерпеливый и… не слишком храбрый. Не трус, совсем не трус, но и далеко не герой. И это было самым удивительным открытием, сделанным Альбертом за всю его сознательную жизнь. Эмоциональность и нетерпеливость как раз очень хорошо вписались в картину происходящего – теперь Альберту стали понятны мотивы очень многих поступков графа, ставящих в тупик всех остальных. Получалось, что решение принималось практически мгновенно, под влиянием эмоций, а вот за реализацию отвечали как раз тщательно культивируемый рационализм и умение анализировать ситуацию. В принципе, в этом был секрет многих успехов графа – все считали, что он, как шахматист, все тысячу раз продумает, взвесит и только потом сделает ход, а на самом деле сталкивались с совершенно непредсказуемыми действиями, теряли время и инициативу, пытаясь понять, что вызвало такую реакцию и, в конечном счете, проигрывали. Единственная же эмоция, которую граф выставлял напоказ, можно сказать, культивировал, была его знаменитая вспыльчивость, которую Корбин при нужде, на самом-то деле, довольно легко подавлял, просто не видел смысла это делать – пусть лучше считают жестоким ублюдком и лишний раз боятся. А вот храбрость…

Ну как человек, которого считают образцом воина, может не быть умопомрачительно храбрым? Храбрость для рыцаря, который то и дело мчится на лихом коне в атаку, является таким же неотъемлемым атрибутом, как голова на плечах. Что уж говорить о человеке, подвиги которого известны на весь континент? Но Корбин потому и поступал рационально, что героем не был – просто он всегда готов был переступить через свой страх ради тех, кто был ему по-настоящему дорог. И когда мальчик понял это, он всерьез решил стать таким, как граф.

Никто не знал, что результатом наблюдений и выводов Альберта стал долгий разговор, состоявшийся в кабинете Корбина. Разговор начался поздно вечером и затянулся до утра. Именно после этого разговора Корбин сам, тайком не только от Карины и Прима, но и от Корнелиуса, начал учить мальчишку драться – голыми руками, мечом, ножом… Да фактически всем, чем владел сам. И Корбин учил, и Лик, и еще многие. А еще больше учили экономике, агрономии, горному делу, и еще тысяче необходимых дворянину мелочей. Тому дворянину, который хочет именно править своими людьми, а не тянуть из них все соки. Учили сурово, правда, уже в открытую. Ну а механику Альберт освоил сам, благо от природы был человеком умным и, как и большинство детей, увлекающимся, а Корбин подобные его увлечения негласно поощрял.

И все равно, Альберт хотел стать героем, поэтому пользовался каждым удобным случаем для того, чтобы потренироваться с мечом. И очень часто он прибегал к Корбину с вопросами. После разговоров, бывало, его представления о многом переворачивались с ног на голову. Вот, например, он спросил однажды Корбина, почему тот никогда не дерется двумя мечами. Неужели не умеет? Вместо ответа граф взял парные клинки и закрутил ими такие финты, что куда там Веллеру, прямо помешанному на обоеручном бое. И тогда Альберт вновь спросил, почему Веллер с двумя мечами прямо не расстается и своим умением гордится, а граф носит только один.

– Да детство у него в заднице еще играет, – как обычно спокойно ответил Корбин. – Дорвался ребенок до игрушки. Ты пойми, парные клинки хороши для боя один на один, в сражении толку от них немного. Там надо думать и о защите, а потому нужен щит – иначе стрелами истыкают.

– Но Веллер говорил, что может отбивать стрелы.

– Одну-две, да издали – без проблем, а десяток да в упор? Не-ет, нужны хороший доспех и крепкий щит.

– Но ты же вообще умеешь ловить стрелы руками.

– Опять же, одну поймаю или увернусь от нее. А против роты арбалетчиков я буду бессилен. Тут уж только магия спасет. И потом, я ведь маг, а потому мои мышцы сильнее, а кости крепче, чем у обычных людей.

– Но Веллер…

– Веллер – мой ученик, не более того. Наиграется в героя – начнет смотреть на мир проще и серьезнее…