И Эстер осталась совсем одна. Ей припомнился тот вечер, когда она возвращалась домой после первого посещения больницы, припомнилось, каким чужим и бездушным показался ей город. И вот теперь она совсем одна среди этой пустыни, с ребенком, ради которого ей предстоит трудиться еще много-много лет. Что ждет ее впереди? Хватит ли у нее сил? Правильно ли она поступила, отдав Дженни деньги — деньги своего ребенка? Верно, не следовало их отдавать, но она была так слаба, что почти не понимала, что делает, а известие о смерти матери совсем ее сломило. Нет, она не должна была отдавать Дженни деньги сына… Но, быть может, все еще обернется к лучшему. Если экономка раздобудет ей место кормилицы, она как-нибудь продержится.
— Значит, они теперь разлучат нас, — прошептала она, склоняясь над спящим младенцем. — Ничего не поделаешь, бедный мой малыш, ничего не поделаешь… ничего не поделаешь!
На следующий день Эстер разрешили встать с постели, и после обеда она несколько часов просидела в кресле. Потом ее пришла навестить миссис Джонс, и Эстер показалось, что она знает эту маленькую старушку уже целую вечность, и она поведала ей все: и о смерти матери, и о том, что вся их семья уезжает в Австралию. Теперь через какую-нибудь неделю ей предстояло совсем одной вступить в борьбу за существование, которой она так страшилась. Ей говорили, что в больнице редко держат рожениц больше двух недель.
Миновало три дня после визита миссис Джонс, и в палату Эстер вошла экономка. Она явно спешила.
— Мне очень жаль, — сказала экономка, — но к нам поступает много новых пациенток, и нам придется вас обеих выписать. Я вижу, что вы еще не совсем оправились, но ничего не поделаешь.
— Как, вы и меня выписываете? — спросила другая женщина. — Но я едва держусь на ногах. Я сейчас еле прошла по комнате.
— Мне очень жаль, но прибывают новые пациентки. А потом нам предстоит ежегодный весенний ремонт. У тебя есть куда пойти?
— Нет, только снять где-нибудь комнату, — сказала Эстер. — Но у меня осталось всего два фунта пять шиллингов.
— Зачем же вы нас приняли сюда? Чтобы потом выбросить на улицу, когда мы еще на ногах не стоим? — сказала соседка по палате. — Лучше бы уж я пошла и утопилась, как хотела поначалу. По крайней мере, теперь бы все было кончено и для меня, и для этого бедняжки.
— Меня неблагодарностью не удивишь, — сказала экономка. — Ты благополучно разрешилась от бремени, и ребенок твой вполне здоров. Надеюсь, ты будешь его беречь. Есть у тебя деньги?
— Всего четыре шиллинга шесть пенсов.
— Может, у тебя есть какие-нибудь друзья, у которых ты могла бы пожить?
— Нет, никого.
— Тогда тебе придется попросить, чтобы тебя приняли в работный дом.
Женщина молчала; вошли две сиделки и принялись одевать ее, хотя она и противилась. Временами она почти лишалась чувств, повисая у них на руках.
— Господи, ну и работка! — сказала одна из сиделок. — Подержи-ка такую — все руки оттянет. А ведь каждая норовит проторчать здесь целый месяц, а то и больше.
Эстер была крепче и одевалась без помощи сиделок, и вторая сиделка сказала:
— Ты погляди, какая сильная, тебя бы надо выписать еще два дня назад.
— Грубые вы животные, вот вы кто, — пробормотала Эстер. Потом, повернувшись к экономке, она сказала — Вы же обещали подыскать мне место кормилицы.
— Верно, обещала, но сегодня утром я получила от этой дамы, которой хотела тебя рекомендовать, письмо: она пишет, что уже взяла себе кормилицу.
— А меня вы не можете пристроить в кормилицы? — спросила соседка Эстер. — Это избавило бы меня от работного дома.
— Ну, что мне с вами со всеми делать! Все вы так бы и лежали в больнице по месяцу, чтобы вас тут кормили-поили, а потом подавай вам место кормилицы и жалованье фунт в неделю.
— Так ведь я бы нипочем не отдала сестре два фунта, если бы вы не пообещали устроить меня на место, — возмущенно сказала Эстер.
— Мне, право, жаль, что я должна тебя выписать, — сказала экономка. — Я бы с удовольствием подержала тебя еще, но только никак невозможно. А насчет места я постараюсь, похлопочу. То место, что я для тебя намечала, как видишь, уже занято, но скоро подвернется что-нибудь другое, и я сразу же тебя устрою. Дай мне твой адрес. Можешь на меня положиться, долго ждать не придется. Я вижу, что ты еще очень слаба. Может, послать сиделку проводить тебя? Да, лучше пускай проводит, а то ты, не ровен час, еще упадешь и ушибешь ребенка. А мальчишка у тебя чудесный, право слово.
— Да, он правда очень хороший. Мне кажется, я умру, если придется с ним расстаться.
Сиделка подхватила Эстер под руку, и они спустились по каменной лестнице. Около десятка несчастных женщин с младенцами на руках уже стояли за дверью лечебницы. Одни прислонились к колоннам, другие цеплялись за ограду. Резкий ветер норовил сорвать с них шляпки. В своих темных, обтрепанных платьях они походили на полумертвых мух, выползших погреться на послеполуденном октябрьском солнце.