Эстер Уотерс

— Если вы так любите своего ребенка, почему вы не кормите его сами? Вы ничем не больны и не слабее меня. Кормили бы сами, ничего бы с вами не случилось.

— Вы забыли, с кем вы разговариваете, няня!

— Ничего я не забыла. Я разговариваю с матерью этого ребенка, разве не так? Почему вы не кормите его сами?

— Послушайте, няня, — сказала миссис Риверс, изо всех сил стараясь сдержаться. — Я плачу вам за то, что вы кормите моего ребенка. Вы получаете от меня деньги. Этого достаточно…

— Да, деньги я от вас получаю, но разве это все?.. А те двое младенцев, почему они умерли? Когда вы в прошлый раз заговорили о них, я думала — это вы своих потеряли, но горничная сказала мне, что умерли дети кормилиц, которых вы нанимали еще до меня и рассчитали, потому что их молоко не подходило для вашего ребенка. Выходит, умирают-то наши дети, выходит, это — жизнь за жизнь, хуже даже — две жизни за одну, а теперь вам еще одна жизнь понадобилась, моего ребенка…

Голос Эстер оборвался. Хозяйка и служанка молча смотрели друг на друга.

— Я не позволю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне. Вы забываетесь.

— Нет, мэм, и вы сами очень хорошо знаете, что я говорю только сущую правду… Я думала, думала, и наконец все поняла. Ведь вы сколько уж раз намекали мне, что я все равно не смогу вырастить своего ребенка, что он всю жизнь будет для меня обузой. Я не хочу сказать, что вы так уж прямо задумали что-то худое, но все равно эта мысль все время сидела у вас в голове: если мой ребенок умрет, вашему будет только лучше…

Эстер говорила спокойно, даже как-то бесстрастно; слова сами слетали у нее с языка.

— Вы просто не понимаете, что говорите… Как вы смеете!.. Вы совершенно забылись. В следующий раз, нанимая себе кормилицу, я постараюсь найти такую, которая уже потеряла ребенка, и буду тогда избавлена от всех этих беспокойств!

— Беспокойств! — промолвила Эстер. — Двух ни в чем не повинных младенцев отправили на тот свет, чтобы ребенок богатой дамы выкармливался без помех. Я не боюсь так говорить, потому что это правда. Я бы хотела, чтобы об этом узнали все, все!

При словах «отправили на тот свет» миссис Риверс изменилась в лице. Она отлично понимала, что не позволила себе ничего противозаконного, что она поступала точно так же, как сотни других светских женщин поступали и продолжают поступать… Но эта простая девушка ухитрялась как-то слишком просто и прямо говорить о деликатных вещах, а миссис Риверс отнюдь не хотелось, чтобы где-нибудь прошел слух о том, что выкармливание ее ребенка стоило жизни двум другим младенцам. В этих обстоятельствах следовало действовать осторожно, и она это понимала, но ей тоже нелегко было взять себя в руки, и когда Эстер сказала, что пусть свет узнает о том, как убивают ни в чем не повинных младенцев, с языка миссис Риверс сорвалось слово «ублюдок».

— Не смейте бранить моего ребенка, он ничем не хуже вашего, только куда здоровее, и я не позволю его убить, как тех двух. Я не дам его миссис Спайрс на расправу, не дам! Я теперь все поняла. Разные знатные дамы, вроде вас, платят денежки, а такие, как миссис Спайрс, разделываются с бедными крошками. Сегодня одним молоком покормят, завтра другим, не уберегут от простуды, а там, глядишь, и бедную служанку освободили от забот о ее ребеночке, чтобы она могла без помех выкармливать богатого заморыша, выращивать из него здорового красивого ребенка!

Снова раздался плач младенца. Обе женщины поглядели на колыбельку.

— Вы совершенно потеряли рассудок, няня. Вы несете бог знает какой вздор… Все, что вы тут наговорили, неправда… Вы обвинили меня в том, что я желаю смерти вашему ребенку. Трудно даже припомнить, что вы только позволили себе наболтать. Я не намерена все это терпеть… Завтра вы должны будете прийти и извиниться. А пока что, вы видите — малютка просит молока. Подойдите к ней…

— Я ухожу к моему ребенку…

— Вы что же — отказываетесь накормить моего?

— Да. Я должна позаботиться о своем собственном.

— Если вы сейчас покинете мой дом, вы больше никогда не переступите его порога.

— А я и не собираюсь.

— Если вы оставите моего ребенка голодным, я не заплачу вам ни шиллинга. Вы выйдете отсюда без единого пенни…

— Как-нибудь обойдусь. Пойду в работный дом. Как ни худо там, зато ребенок будет с матерью.

— Если вы уйдете сегодня, моя малютка может умереть. Она не вынесет искусственного выкармливания.

— А откуда вы знаете, что мой вынесет? Мне жалко вашего ребенка, но я не могу не уйти к своему.

— Тогда убирайтесь сейчас же, сию же минуту…

— Я и уйду сию минуту. Мне нужно только надеть жакетку и шляпу…

— И заберите с собой ваши пожитки… Если не возьмете, я велю вышвырнуть их на улицу.

— Я не сомневаюсь, что вас и на это хватит, только смотрите, как бы не пришлось отвечать.

XIX