Эстер Уотерс

Какой-то подгулявший молодой человек, проходя мимо, окинул ее взглядом. Ей вдруг захотелось побежать за ним и поведать ему о своей беде… Ну что ему стоит помочь ей? Ведь для него это такой пустяк. Но захочет ли он? Однако, пока она колебалась, молодой человек окликнул проезжавшего мимо извозчика и тут же скрылся из глаз. Эстер поглядела на окна большого отеля и подумала: сколько там людей, которые легко могли бы спасти ее от работного дома, если бы узнали о ее бедственном положении. Верно, там нашлась бы не одна добрая душа; расскажи она им свою историю, и они пришли бы ей на помощь. Да ведь в том-то и дело, что не может она рассказать про свою беду, не может никому поведать о своих страданиях. Она совсем простая, неграмотная девушка, не сумеет она рассказать так, чтобы ее поняли. Все подумают, что она обыкновенная нищенка. Никто и слушать ее не станет… Остается только работный дом. Ей придется пойти туда. Мысль о неотвратимости этого шага судорогой сдавила ей горло, и, обезумев от горя, она спросила себя: правильно ли она поступила, взяв ребенка у миссис Спайрс? Ведь и в самом деле, какая судьба уготована этому несчастному созданию? Появился еще один молодой человек в вечернем костюме. Какой у него счастливый, беззаботный вид! Он шагал размашистым шагом, слегка покачиваясь. Остановившись возле Эстер, он осведомился:

— Мисс вышла подышать свежим воздухом?

— Нет, сэр. Я сижу здесь, потому что мне некуда пойти.

— Как же так?

Он присел на скамейку рядом с ней, и она рассказала ему про миссис Спайрс. Он участливо выслушал ее, и ей показалось, что чудо, о котором она мечтала, сейчас совершится. По он только похвалил ее за мужество и поднялся со скамейки. Она поняла, что он совсем не расположен выслушивать печальные истории. Подошел бродяга и опустился на скамью.

— Фараон сгонит нас отсюда в два счета, — сказал бродяга, — Да все равно, так холодно, что не уснешь, и, похоже, дождь будет. Кашель меня замучил.

Она могла бы попроситься на ночлег к миссис Джонс. Но та жила далеко, Эстер чувствовала, что у нее не хватит сил туда добраться. Да и миссис Джонс может не оказаться дома. Что ж она тогда будет делать? Работный дом в том районе ничем не лучше работного дома в этом. И если даже миссис Джонс приютит ее на одну ночь, что толку? Она не может держать ее у себя даром, а еще раз получить место кормилицы ей уже не удастся — больница не станет ее больше рекомендовать… Придется пойти в работный дом. Бессвязные, лихорадочные воспоминания пронеслись в ее голове. Она подумала об отце, о братьях и сестрах, уехавших в Австралию. Добрались ли они уже туда, вспоминают ли о ней!.. Огромный, залитый лунным светом город глядел на нее мириадами своих огней, а она с младенцем на руках должна была идти в работный дом. Никогда не думала она, что может дойти до такого состояния. Скоро ей с ребенком придется просить милостыню. Она поглядела на бродягу — он уже крепко спал. Вот этот все знает про работные дома — расспросить его, что там и как? Он, как видно, так же одинок, как она. Иначе не спал бы здесь на скамье, на набережной. И он может рассказать ей, как пройти в работный дом. Спросить его? Спит он, бедняга. Ей не хотелось его будить. Во сие люди чувствуют себя счастливее.

Полная луна плыла высоко в небе над городом — призраком, окутанным тусклой, голубовато-серой дымкой, словно тихим дыханием безветренной ночи. Эстер смотрела на луну и на бегущую воду, и у нее начала кружиться голова; это медленное неустанное движение притягивало ее к себе, как магнит, и ей захотелось уплыть куда-то далеко, далеко, на край света вместе с этой луней, с этой рекой…

Луна все так же безмятежно плыла у нее над головой; Эстер вдруг ощутила тяжесть ребенка на руках… Бродяга — куча жалких лохмотьев — спал на другом конце скамейки. Но Эстер не могла уснуть… Прокатил запоздалый извозчик, спеша на отдых; грохот экипажа гулко разнесся по пустынной набережной. Все ощутимее и ощутимее становились мгновения полной тишины. Но вот размеренный стук полицейских сапог нарушил эту хрупкую тишину… Эстер поднялась со скамейки навстречу полисмену, совершающему обход. Полисмен указал ей дорогу к Ламбетскому работному дому, и, направляясь в сторону Вестминстера, она слышала, как этот страж порядка разбудил бродягу и велел ему убираться с набережной.

XX

Если кто-нибудь в поисках прислуги и обращался в работный дом, то самое большое жалованье, на которое в этих случаях можно было рассчитывать, никак не превышало четырнадцати фунтов в год, а за такую сумму никто не соглашался взять ребенка на попечение. Благожелательная к Эстер экономка делала все, что могла, но четырнадцать фунтов — это был предел. «Больше мы платить не в состоянии». Но вот наконец от одного лавочника из Челси поступило предложение с жалованьем в шестнадцать фунтов в год, и экономка познакомила Эстер с миссис Льюис, одинокой вдовой, которая за пять шиллингов в неделю соглашалась присматривать за ребенком… Это давало Эстер возможность тратить три фунта в год на одежду — три фунта в год на себя!

Какая удача!