Эстер Уотерс

Эстер уже приготовилась к худшему, но все же она никогда не думала, что живой человек может казаться мертвецом.

Одышка не позволяла Уильяму лежать, и он полусидел на постели с подушками за спиной и был еще больше похож на призрака, чем все те растворившиеся в тумане тени, которые Эстер видела на улице. Туман заполз даже сюда, и в унылой тишине больничной палаты тускло светились красноватые огни ламп; здесь стояло пять кроватей с низкими железными изголовьями, все застеленные коричневыми одеялами. В дальнем углу занимал койку рабочий — мужчина могучего телосложения, превратившийся в скелет. Он был в вельветовых штанах и башмаках, подбитых гвоздями; одна рука, некогда загорелая и мускулистая, теперь высохшая и сморщенная, беспомощно, словно детская ручонка, свисала с кровати. На средней койке, совершенно измученный и обессиленный болезнью, лежал маленький клерк, с трудом ловя ртом воздух. Рабочий был совсем один; маленького клерка окружала его семья — жена и двое ребятишек; один сидел у матери на коленях, другой, трехлетний мальчуган, стоял возле. В палату только что зашел доктор, и женщина оживленно рассказывала ему о том, как она разрешилась от бремени.

— …И через неделю я была уже на ногах. Просто чудеса, чего-чего только нам, женщинам, не выпадает на долю, просто вообразить невозможно… Я привела ребятишек повидаться с отцом. Он, бедняжка, прямо молится на них.

— Как ты себя чувствуешь, дружок? — спросила Эстер, опускаясь на стул возле койки Уильяма.

— Лучше, чем в пятницу, но если такая погода простоит еще, она меня доконает… Видишь, вон там две койки? Эти преставились вчера, и, говорят, трое не то четверо из тех, что на днях выписались из больницы, тоже померли.

Доктор подошел к постели Уильяма.

— Ну как, вы все же решили отправиться домой? — спросил он.

— Да, я предпочитаю умереть дома. Вы же мне ничем больше не можете помочь… Я хочу умереть дома, хочу повидать сына.

— Ты можешь повидать Джека и здесь, — сказала Эстер.

— Нет, лучше уж дома. Но тебе, видать, неприятно, что в доме будет покойник?

— Ах, Уильям, зачем ты так говоришь!

Больной мучительно закашлялся и в изнеможении откинулся на подушки.

Эстер пробыла с Уильямом все отведенное для посещения время. Говорить он не мог, но она знала, что ее присутствие ему приятно.

В четверг она приехала снова, чтобы забрать его домой. Он чувствовал себя немного лучше. Жена клерка снова весело трещала языком. Великан-рабочий по-прежнему лежал в своем углу, неподвижный, как изваяние. Эстер все поглядывала на него и с грустью думала: неужели у него совсем нет друзей, неужели никто не может пожертвовать часок и навестить его.

— А я уж было подумал, что ты не придешь, — сказал Уильям.

— Он у вас такой беспокойный, — сказала жена клерка. — Через каждые три минуты спрашивал, который час.

— Как ты мог подумать такое? — сказала Эстер.

— Сам не пойму… Ты ведь малость запоздала, верно?

— Это они от болезни становятся такими беспокойными, — сказала жена клерка. — Но мой бедняжка очень спокойный — не правда ли, голубчик?

Умирающий клерк не в силах был вымолвить ни слова, и его жена снова обратилась к Эстер:

— А как вы находите сегодня вашего?

— Да все так же… Хотя, может, и получше малость, покрепче, как будто. Да больно уж погода тяжкая. Я не знаю, вы-то откуда, а в наших местах и не видывали такого тумана. Я уж думала, не придется ли мне назад поворотить.

Тут расплакался младенец, и мамаша принялась расхаживать по палате из угла в угол, отчаянно трясти ребенка и громко его успокаивать, производя большой шум. Однако ребенок не унимался…

— Уже грудь просит! — сказала женщина. — В жизни не видала такого жадного до молока ребенка. — И, присев на стул, она расстегнула платье.

Вошел молодой доктор, женщина поспешно прикрыла грудь, но доктор попросил ее не смущаться и начал расспрашивать о новорожденном, Женщина показала ему царапину у ребенка на шее.

— Ужас как он орал сначала, — сказала она, — теперь ничего, заживает.

Доктор поглядел на клерка, который, казалось, едва дышал.

— Мне сегодня немножко лучше, благодарю вас, доктор.

— Ну и прекрасно, — сказал доктор и подошел к Уильяму.

— Вы твердо решили выписаться? — спросил доктор.

— Да, хочу домой. Хочу…

— Вам будет трудно в такую погоду. Лучше бы вы…

— Нет, спасибо, доктор. Я хочу домой. Вы были ко мне очень добры, сделали для меня все, что только можно. Но, значит, на то божья воля… Моя жена тоже очень благодарна вам.

— Да, да, я очень вам благодарна, сэр. Даже не знаю, как мне вас благодарить за вашу заботу о моем муже.

— Мне жаль, что я больше ничего не могу для него сделать. Но вам потребуется сиделка, чтобы одеть его. Сейчас я ее пришлю.