Эстер Уотерс

На следующий день одна из двухлеток Старика тоже вышла победительницей на скачке, а еще через день Серебряное Копыто выиграл Честерфилдский кубок. И золото потекло в маленький, обветшалый городишко, притулившийся у высокой каменистой отмели за длинным плесом илистой речки. Доброе золото весело позвякивало в карманах, оно заставляло трепетней биться сердца, убыстряло шаги, рождало улыбку на губах, звенело радостным смехом. Доброе золото выпало ласковым живительным дождем, облегчив тяжелую участь рабочего люда. Согбенные тяжким трудом спины распрямились, и в душах ожили мечты. Доброе золото действовало, как наркотик; оно изгоняло из сердца печальные думы о трудной, полной лишений жизни, оно окрашивало все в более светлые, радужные тона, и люди смеялись над своими вчерашними страхами и не понимали, почему жизнь могла казаться им такой жестокой и беспросветной. Доброе золото радовало, как пение птички на ветке, как аромат цветка; звон его был сладок, яркий цвет ласкал глаз.

Копыта лошадей принесли столько денег и столько волнений, что никакая торговля, никакое ремесло не могли с ними состязаться. Копыта лошадей поднимали в воздухе пыль, и она золотым дождем проливалась на Шорхем. Все было озарено блеском золота. Нарядное красное платье на жене подрядчика, перья на шляпках девиц, — как они щеголяли ими перед своими кавалерами! — брюки самых кричащих тонов на мужчинах, сигары у них во рту — все это было золото Гудвуда. Оно сверкало в ушах молодых девушек и на их пальцах.

Прошел слух, что жители Шорхема выиграли на скачках две тысячи фунтов; прошел слух, что мистер Леопольд выиграл двести фунтов; прошел слух, что Уильям Лэтч выиграл пятьдесят; прошел слух, что кучер Уолл выиграл двадцать пять; прошел слух, что Старик выиграл сорок тысяч фунтов. На десять миль и округе только и разговоров было, что о богатстве Барфилдов, и, подобно тому, как мотыльки слетаются на свет свечи, так со всех концов графства в усадьбу начали съезжаться визитеры, даже из самых отдаленных уголков, даже ведущие самый замкнутый образ жизни; все оставляли свои визитные карточки, иные же разгуливали со сквайром по газону и, затаив дыхание, слушали каждое его слово. Желтый усадебный дом, построенный в стиле итальянских палаццо, был окружен золотым ореолом преуспеяния. Что ни час, под кронами вязов появлялся какой-нибудь экипаж и, обогнув купу каменных дубов, подкатывал к дому. Говорили, что в усадьбе намечаются большие переустройства, что предполагают разбить итальянский сад, творили о балюстрадах и террасах, о больших и пышных приемах, о том, что конюшни уже начали переоборудован, и закупили новых скаковых лошадей. Лошади прибывали ежедневно — изящные создания в матерчатых капорах, сквозь прорези которых поблескивали темные глаза, — и восторженные зеваки сопровождали их от вокзала до усадьбы, обмениваясь впечатлениями. Теперь здесь жили на широкую ногу — танцы, песни, вино и в верхних покоях дома, и внизу, в помещении для прислуги, — и все эти увеселения завершились большим балом для слуг в шорхемском Городском саду.

Вся прислуга Вудвью, за исключением миссис Лэтч, была на этом балу, а также и прислуга из поместья мистера Норскота и из поместья сэра Джорджа Престона — двух наиболее видных семейств графства. Немало слуг понаехало и из западного Брайтона, и из Лепсинга, и из Уорсинга. Всего собралось человек двести, а может, и триста. «Вечерние туалеты обязательны» — было напечатано на пригласительных билетах. С помощью этой уловки дворецкие, лакеи, повара, камердинеры, камеристки и экономки надеялись собрать на балу только избранное общество. Это суровое ограничение снова обрекало Эстер на роль Золушки.

X

Однако сделать бал доступным лишь для обладателей вечерних туалетов и тех, кто имел возможность их раздобыть, оказалось непосильной задачей, и немалое количество клетчатых брюк и красных галстуков отплясывало на балу. Сельские жители путем всевозможных ухищрений старались придать своему костюму бальный вид. Какая-нибудь молодая девушка доставала из сундука венчальное платье своей бабушки, а какой-нибудь молодой человек надевал канареечного цвета жилетку и синий мундир — из обмундирования береговой стражи начала века. Эти полеты фантазии и характерные штрихи индивидуального вкуса резко отличали сельский люд от господских слуг. При одном взгляде на дворецкого сразу возникала мысль о каком-либо изысканном блюде, а вид камердинера приводил на память щетки для волос и тазы с горячей водой. Поварихи, все как одна, были в черных шелковых платьях со шлейфом и пелериной, застегнутой золотой брошью с миниатюрой покойного супруга. В глубине зала помещалась полукруглая стойка, вокруг которой толпились мужчины. Впрочем, при появлении Эстер многие оглянулись. Мисс Мэри подарила ей свое белое муслиновое платье с глубоким квадратным вырезом, пышными рукавами до локтя и широким голубым кушаком, и когда она проходила по залу, не раз можно было услышать: «Какая хорошенькая, славная девушка». Уильям поджидал ее, и они понеслись по залу в задорной польке.