Эстер Уотерс

— Да, вы так сказали, мисс, но мои маленькие сбережения подходят к концу, а хозяйка требует денег за комнату.

— Тут я вам ничем помочь не могу. Когда что-нибудь подвернется, я вам напишу. Но я не могу допустить, чтобы вы появлялись здесь через два дня на третий и отнимали у меня время… Нечего вам тут прохлаждаться. — И, пробормотав что-то по адресу глупых старух, которые все надеются устроиться на место, секретарша подозвала к своей конторке четырех женщин и в том числе Эстер. Критически оглядев их с головы до пят, она остановила свой взгляд на Эстер, по-видимому, оставшись довольна ее внешностью.

— Подыскать такое место, как вам хочется, будет до начала сезона нелегко. Будь вы хоть на дюйм-два повыше ростом, я бы мигом устроила вас горничной в любой дом. Сейчас в моде высокие служанки в возрасте примерно двадцати пяти лет, и по летам вы как раз подходите.

Эстер оставила секретарше дюжину почтовых марок, и вскоре к ней стали поступать письма с адресами дам, которым требовалась прислуга. Предложения были весьма разнообразны, так как секретарша, по-видимому, посылала их без разбору, и Эстер приходилось проделывать длинный-предлинный путь из Брикстона до Ноттинг-хилла, лишь для того, чтобы побывать у каких-то бедняков, для которых одна «служанка за все» и та являлась большой роскошью. Эта бессмысленная беготня по городу крайне ее утомляла. Из какого-нибудь дома на Бейзуотер ей приходилось тащиться в Кенсингтон на Хай-стрит, затем в Эрлс-коурт, а третий наниматель мог оказаться где-нибудь в Челси. Угадать, где больше повезет, было невозможно, а пока она колебалась, не зная, какой адрес предпочесть, место мог перехватить кто-нибудь другой. Нередко бывало и так, что хозяев не оказывалось дома, и ей предлагали наведаться позже. Эти случайные свободные часы она проводила в парке — чинила Джекки носки или подрубала носовые платки. Нередко ее заставал за этим занятием вечер, а потом ее ждало новое разочарование, и с тяжелым сердцем она брела в теплых летних сумерках от Марбл-Арч по опустевшей Серпентайн и выходила на Пиккадилли — сверкающую цепочку огней на фоне заката.

Стоя на Пиккадилли в ожидании омнибуса, который должен был доставить ее на Ладгейт-хилл, Эстер чувствовала себя в центре многолюдного людского потока, заполнявшего улицы. Огромные отели, фиолетовые в вечерних сумерках, стояли спокойно и величаво; кафе «Монико» — французские газеты и итальянские вина… Фешенебельный отель «Критерион»… Нарядные экипажи останавливались перед его серым фасадом, и приехавшие поужинать господа направлялись к подъезду. Хорошая погода ранее обычного часа привлекала сюда женщин с бедных окраин. Они появлялись на Пиккадилли, прогуливались по площади, сворачивали на влекущую к себе Риджент-стрит; белые платья плотно обтягивали бедра, подолы развевались, боа из страусовых перьев, ниспадая с плеч, едва не мели концами тротуар… Но под этим пышным маскарадом глаз Эстер нередко угадывал обыкновенных девушек-служанок. И она думала о том, что их судьба во многом была сродни ее судьбе. Они также были обмануты и брошены, как она, и, быть может, у каждой из них был ребенок, которого она растила, как могла, только им не посчастливилось, как ей, устроиться на место.

А теперь, казалось, удача и к ней повернулась спиной. Была уже середина сентября, а она все еще никак не могла подыскать себе подходящей работы, и со дня на день ей становилось все труднее отказываться от предложений места с жалованьем в шестнадцать фунтов в год. Но она подсчитала все точно до единого пенни и знала, что меньше, чем на восемнадцать фунтов в год, ей не прожить. Если она получит восемнадцать фунтов и хозяйка будет к ней настолько добра, что подарит ей что-нибудь из своих старых платьев, тогда все устроится. Но что она будет делать, если не раздобудет этих двух лишних фунтов, Эстер не знала. Может быть, какое-то время ей и удастся протянуть на шестнадцать фунтов, но рано или поздно она кончит работным домом. Ее бы это не испугало, если бы не ребенок. Не может она расстаться со своим драгоценным сынишкой, который так нежно ее любит, — не может, будь что будет, только не это! Внезапно она отчетливо увидела его перед собой, увидела, как он играет на улице и ждет, чтобы мама вернулась домой, и любовь к нему пронзила ее с такой силой, что у нее на миг словно бы помутилось в голове, и, с изумлением прислушиваясь к самой себе, она подумала: ну можно ли так сходить с ума из-за ребенка?