Естественная смерть корейского сталинизма

Второй вопрос – что будет. Будет ужас. Первые два-три года люди будут наедаться, им будет сытно, они обнаружат, что мясо можно есть каждый день, а через три года кто-нибудь у них в квартале купит подержанный автомобиль, и все будет хорошо. А дальше начнутся проблемы, и очень острые. Во-первых, корейское общество безумно иерархично. Эти люди окажутся не просто в низу общества, их будут давить, презирать за то, что они бедные, за то, что они коллективный looser. Уже есть опыт, что происходит с перебежчиками в Южной Корее: встраиваются очень плохо, чувствуют себя дискриминируемыми, весьма обозлены (в разной степени, не все, но в целом обозлены) на южнокорейскую действительность. Более того, есть серьезные основания предполагать, что больше всего пострадают как раз те слои, которые будут главной движущей силой перемен, т.е., условно говоря, ИТР, аналог среднего класса.

Реплика из зала: Очень знакомая история.

Ланьков: Абсолютно, только умноженная на десять. Потому что у нас здесь никто не приехал, у нас не было острова Крым размером 2/3 страны. Представьте себе северокорейского врача. Я недавно разговаривал с американскими хирургами, работающими по программам помощи, они говорят: «Это левши! Они капельницы делают из пивных бутылок, спасают людей в безнадежных ситуациях». Ведь нет ничего, абсолютно ничего. И вдруг пришел светлый день свободы, и этот врач обнаруживает, что он ничего не понимает в этих новых препаратах, в этом оборудовании, в этих методиках. Поэтому я всегда задаю своим знакомым и студентам в Южной Корее вопрос: «Ребята, вы собираетесь пойти лечиться к врачу, который окончил Пхеньянский медицинский институт?» Раздается «ха-ха-ха-ха-ха», потому что, естественно, никто не пойдет. А что он будет делать? Хорошо, если медбратом устроится. А представьте себе ситуацию инженера, который компьютер видел один раз в жизни в кино (если он не в ядерной, не в ракетной программе). Вру, конечно. Ему в институте компьютер на некотором расстоянии показали и, может быть, пару раз даже разрешили ударить по клавишам. LG, Samsung, Hundai его возьмет на работу? Всех их нужно переучивать. А где на это деньги?

Там будет огромное количество групп давления, каждая из которых с полным моральным основанием, размахивая серьезными политическими дубинками, будет кричать: «Дайте деньги на …!» Это будет очень серьезно. Будет очень серьезное взаимное отчуждение. Северяне очень быстро привыкнут к тому, что в животе есть рис. А вот как они приспособятся к своему второсортному, третьесортному положению, которое может еще длиться из поколения в поколение, потому что доступ к хорошим университетам в Южной Корее – это важнейший фактор социального продвижения?… А как они туда поступят? В южнокорейских университетах нет взяток, у них очень чистая система, в отличие от весьма коррумпированной, насквозь продажной российской нынешней вузовской системы, извините за честность. Но конкурс зато жесточайший. Не поступят они. Мой короткий ответ – это будет, и это будет хуже, чем в Германии, и об этом надо думать сейчас. Избежать этих проблем нельзя, но можно их хотя бы отчасти смягчить. Проблема в том, что об этом никто не думает.

Эдуард Якубов: У меня не вопрос, а просьба. Вы не коснулись ядерной программы Северной Кореи. Когда она началась? Сколько лет ушло на ее создание? И какие условия способствовали тому, что они добились успеха?