Естественное убийство. Невиновные

Да, Семён Петрович писал стихи. «Стихи» – это, конечно, слишком громко сказано. Сенины рифмы были незамысловаты и писались только по поводу влюблённости или неизбежно следующего за влюблённостью разочарования в её объекте. «Что я могу тебе дать? У меня есть только старая кровать. Одинокой душе не прикажешь уже. Я жую свой пельмень – мне страдать очень лень…» – строчил Семён Петрович в свой ежедневник, заседая на статусном совещании у крупного дистрибьютора, не забывая изредка вставлять разумные комментарии по делу. Вскоре он уже возглавлял отдел комплексных проектов весьма солидной фирмы, торговавшей всем – от одноразовых перчаток до высокотехнологичного оборудования вроде компьютерных томографов и ядерно-магнитно-резонансных установок. У Семёна Петровича Соколова были несомненные организаторские таланты – он мог сводить воедино огромное количество входящих потоков информации и формировать из них все заинтересованные стороны удовлетворяющее предложение. На мониторе его компьютера было открыто одномоментно не менее пятнадцати окон – тут тебе и функциональные таблицы «Эксель» со скрытыми ячейками процентов «фантастической» маржи будущего миллионера Соколова, и договора на трёх языках, сканы сертификатов на оборудование, условия растаможки, сведения о предполагаемом поставщике и его ближайшем конкуренте, а также – обо всей линейке продукции всех известных производителей. Почта рабочая, почта личная. И – непременно! – сайт знакомств и ещё какой-нибудь чат. Семён Петрович мог разговаривать по нескольким телефонным линиям одновременно. И сразу же после бежать на балкон покурить с сервисным инженером. Чтобы узнать сплетни о бухгалтерше, попутно выяснив, что не так с поставленным туда-то и сюда-то оборудованием. Он был ярок и полон талантов, этот Соколов. Его метало, что называется, от края до края. И при этом – не рвало вдребезги пополам. Он был удивительно цельным.

Всеволода Алексеевича он просто обожал. Можно сказать, был влюблён в него, как маленькая девочка в киноактёра – платонически, пылко, неистово…

–Никогда не женюсь!!!

Кажется, это был один из тех редких дней, что у нормальных людей именуются «выходными». И у Северного не случилось никакой «сверхурочной» оказии. Он лежал на диване с книгой, но Соколову дверь открыл. Он любил своего молодого друга.

–Отчего же ты никогда не женишься? – лениво поинтересовался Всеволод Алексеевич. Сам он никогда и никому, включая себя самого, подобных заявлений не делал. Просто не женился. Как-то так.

–Все бабы – дряни!

–Какое свежее наблюдение! – Северный вытряхнул из пачки сигаретку и вытянул длинные ноги. – Что случилось?

–Случилась гонорея! У меня!!! У выпускника медицинского вуза, у почти уже топ-менеджера… Осталось подсидеть там одного, не важно… Он и так идиот. Сам спалится… Случилась гонорея!

–У идиота? – ехидно поинтересовался Северный.

–Нет, не у идиота. У меня! – Соколов запнулся. Хихикнул. – Да, я тоже идиот. Я трахнул какую-то тёлку в поезде.

–Романтика! – съязвил Всеволод Алексеевич.

–Сева, я трахнул её не просто в поезде, в поездном туалете! Я трахал тёлку в сральне паровоза! О-о-о!!! – завыл Сеня и схватил себя за волосы так сильно, как будто хотел содрать скальп.

–Виски, как я понимаю, тебе не предлагать? – уточнил Северный.

–Смеёшься, да? Издеваешься? Ты представляешь, что такое гонорея, а?! Это бесплодие, стриктуры уретры, сепсис, в конце концов!!! – Сеня упал на колени и стал биться головой о толстый ковёр. Не слишком сильно, но, как всегда, вполне искренне.

–Ты что, не собираешься её лечить? – спокойно спросил Северный, вернувшись на диван со стаканом виски и взяв в руки книгу.

–Собираюсь, конечно! Я её уже лечу – вот, посмотри схему. Там всё правильно? Ты же действующий врач, а я врачом-то так никогда и не был толком, интернатура по терапии не в счёт.

–Сеня! – Северный и не подумал отложить книгу и стакан. – Я не венеролог. И даже не уролог. Я, Сеня, судебно-медицинский эксперт. Мои «пациенты» как-то не слишком беспокоятся на предмет своего мочеполового здоровья. Равно как и нездоровья.

–Да? – совершенно серьёзно переспросил Сеня, неуверенно глядя то в бумажку с расписанной ему схемой лечения, то на Всеволода Алексеевича.

–Друг мой, ты уверен, что у тебя всего лишь острая гонорея, а не, к примеру, третичный сифилис? Потому как первая, насколько я помню, на интеллект особо не влияет, в отличие от второго.

–Сева, но что же делать, что же делать?!! – возопил Соколов с ковра, на коленях подполз к дивану и, обессиленно прислонившись к нему спиной, заплакал.

–Фу! Тебе двадцать восемь лет! А ты плачешь, как маленький мальчик, из-за какой-то острой гонореи!

–Я плачу из-за того, что я занимался половой еблей в санузле поезда! – тут же перестал плакать Сеня. – Никогда не женюсь! Все они – суки. И бляди.