— Вы меня неправильно поняли — исчезнуть навсегда из Москвы и даже России, ибо здесь под вас подгонят все последние громкие преступления. Вы станете козлами отпущения.
— От козлов другого и не ждали, — сквозь зубы процедил Засечный, без приглашения раскуривая дорогую сигару из деревянного ящика, стоящего на инкрустированном перламутром столике.
— Апартаменты у тебя прямо-таки министерские, — заметил Скиф, рассматривая расписные, как в церкви, потолки.
— На трудовые… На трудовые средства все до последнего кирпичика выстроил этими вот самыми руками. — Он показал свои розовые ладошки. — Я народ люблю. Народный дух мне мил. Потому этот зал под терем отделал!
— Ты б народный дух в казарме понюхал после марш-броска, — выдал Засечный, сбрасывая пепел на дорогой ковер.
— И кухню люблю русскую, — не обращая внимания на реплику Засечного, суетился Чугуев, подкатывая десертный столик с закусками. — Чисто допетровские блюда предпочитаю, чтоб все целиком подавалось, без всяких там французских котлеток и паштетов. Как-то мы лосенка годовалого в спецлесхозе завалили. Нежного, еще не пуганого — мясо просто парное, потом от гонки по лесу не пропитанное. Я вот такие ломти одной вырезки взял, на камешке отбил и на решеточку… А по всему лесу дух такой… Будет время, я вас еще угощу…
Засечный и Скиф, слушая Чугуева, расправлялись с холодной стерлядью. Скифу стало даже не по себе, когда Засечный под страдальческим взглядом хозяина принялся уминать черную икру расписной деревянной ложкой, похожей размерами на черпак в солдатской столовой.
— Вы думаете, я не понимаю? Я все понимаю. Вам кажется — мы предаем национальные интересы. Ничего подобного! Главное, чтобы русский народ выжил. Задушили нас со всех сторон — понимаю. Ну и что?.. Культуру нашу подчистую вывели?.. Нечего жалеть — она вся с советских времен еврейская была: от музыки до кино. Все на базе еврейской культуры построено. «Семь сорок», азохенвей, так сказать… Чего ее жалеть? Я думаю так — раз прежняя культура была не наша, так какая нам разница? Сняли еврейский лапсердак, натянем другой. Да хоть бы и американский!.. Но там-то, под ним, нутро наше — русское. Оно все равно верх возьмет. Вот так-то! Теперь сечете правду жизни!
— Пока не сечем, правда у тебя какая-то странная — вся конъюнктурная и латаная-перелатаная, — сказал Скиф.
— Ну ты зря так, я же перед вами, как перед Всевышним, — обиделся Чугуев и, отвернувшись, широко перекрестился.
На одной из стен у него был целый иконостас с негасимыми лампадами, в фитильки которых были искусно вмонтированы маленькие электрические лампочки.
После десерта светская беседа перешла в деловую.
— Все улики сходятся на вас, — убежденно говорил Чугуев, роняя капельки пота с бледного лба. — Думаю, что сегодня вечером будет подписан ордер на ваш арест. Перекроют все выезды из Москвы, вас обязательно вычислят.
— Ты предлагаешь нам явиться с повинной? — спросил Скиф.
— Неплохой вариант, если хотите. Это сохранит вам жизнь. Пока вы будете под защитой закона, то есть в камере, до вас не дотянутся руки покровителей Мучника.
— Правильно, нас там попросту во сне задушат, — добавил Засечный.
— Вы могли бы сидеть там в отдельной камере до тех пор, пока не отыщутся настоящие убийцы. Я уверен, рано или поздно органы найдут, кто убил Ольгу. У меня припрятаны кое-какие показания, которые свидетельствуют о том, что перед ее вылетом в ангар наведывались неизвестные пожарники, проверяли ни с того ни с сего сигнализацию.
— Ты думаешь, ее убрал Сима?
— Больше некому… Хотя дело настолько темное, что никто не поручится, что Ольга по приказу папочки Коробова не имитировала самоубийство. Может, самолет в землю, а сама на парашюте в Клязьминский лесной массив. В тот же день могла запросто улететь к папашке в сытую и уютную Швейцарию.
Скиф скептически усмехнулся.
Чугуев многозначительно поднял палец кверху и замолчал, привлекая к себе внимание.
— Ребята, у меня есть возможность договориться насчет специального самолета. Экипаж вас доставит в любую точку мира.
— Даже на Мадагаскар? — взметнул рыжие брови Засечный.
— Пока только до Белграда, где вы можете, кстати, и остаться, — серьезно заметил Чугуев. — Машина готова и стоит под парами. Только… — он приложил палец к губам. — Только делать нужно все молча и оперативно. Решайтесь.
— Что, Семен, рождественские каникулы на Родине закончились? Рискнем? — незаметно подмигнув Засечному, согласился Скиф.
— Командуешь ты, командир…
Назад они выехали на все том же видавшем виды «Запорожце». По дороге в Москву на парковке сменили машину. На этот раз была старая «Волга». Сюжет с переодеванием завершился же на старом «Москвиче». Весь транспорт — отечественный. В народном духе, который так полюбился Чугуеву.
ГЛАВА 47