Мелкий осенний дождь за окном. Дробный стук капель по подоконнику заставляет открыть глаза и встретить очередной день… без него. Я заставляю себя не считать их, но календарь безжалостно напоминает мне об этом.
Неделя… Десять дней… Полмесяца… с того дня, как я умерла. Меня захоронили в фамильном склепе вместе с моей прапрапрапрабабушкой королевой Мелиссой. Моя душа покоится там, в душной тесноте, под тяжелой каменной плитой.
А тело живет. Оно ест, спит, пьет, посещает ванную комнату. Оно даже умудряется улыбаться при встрече с университетскими друзьями-приятелями, делиться впечатлениями о жизни во дворце, подробно и обстоятельно рассказывать о выдающемся гении господине Сарториусе.
Сокурсники даже затащили меня на студенческую вечеринку, где мне пришлось быть гвоздем программы, рассказывая леденящую кровь историю о поисках королевы Мелиссы и героической битве с призраком.
Романтичные барышни закатывали глаза от страха, охали и падали в объятия смышленых кавалеров. Прожженные алхимики размышляли о способах уничтожения умертвия особо изощренными способами. Скептики сомневались в достоверности моего рассказа. В общем, было весело.
О моей душевной драме не знал никто. Я не делилась этим с сокурсниками. Мне было вполне достаточно ежедневных излияний по этому поводу по комперу от подруг и задушевных бесед с Лизеттой. Иначе не стал бы петь наш голосистый Хантон душевную песню о любви, которая заставила рыдать мое сердце, потому что это была наша история…
Ы-ы-ы! Это что, такой оскал судьбы-злодейки? Я и так тоннами вливаю в себя валерьянку, пустырник, даже фенобарбиталом иногда пользуюсь… нечасто. А меня по оголенным нервам плетьми хлещут! За что?
– Хантон, что это за песня? – хватило сил спокойно задать вопрос.
– Понравилась? Услышал где-то…
– Угу… Не знаешь, кто автор?
– Да я не интересовался… Что, еще спеть?
Ребята стали просить его исполнить что-нибудь веселое, а я отправилась домой.
Из веселого в моей голове сейчас остались только междометия и экспрессивные звукосочетания.
– …ять!
– …здец!
и
– Йух!
Выздоравливаю? Или осеннее обострение?
Распустилась ты, Петра! Ходишь, сопли на кулак наматываешь, вместо того чтобы предпринять хоть что-то!
А вот и нет! Я всю Сеть пролазила, выискивая свежие сведения о профессоре Сарториусе!
Сарториус… Со дня похорон королевы я ни разу не назвала его по имени… Даже когда набирала запрос в поисковике компера, руки непроизвольно дрожали.
Ну если он так не хочет, чтобы ты его нашла, пойди человеку навстречу – оставь его в покое! Займись чем-нибудь полезным, продуктивным!
Чем? Если мне даже в университете каникулы продлили и половину экзаменов за следующий семестр поставили. Для этого мне хватило нескольких прочитанных лекций для студентов и преподавателей о моей научной работе под руководством профессора… ы-ы-ы… Сарториуса, медного купороса ему на завтрак!
Крестиком, что ли, научиться вышивать? Или вместе с Лизеттой начать вязать пинетки будущему племяннику?
В жутком расположении духа я вернулась домой, где гадина-судьба добила меня визитом позднего гостя. Глядя на посетителя, я мысленно перебирала способы его медленного умерщвления. Нет, я не кровожадная. Но я плотоядная, и мне что-то сильно не хватает протеина!
Мой испепеляющий взгляд абсолютно не возымел на него никакого действия.
Алберт мирно распивал коньяк в обществе моей семьи и вел с ними легкую непринужденную беседу. Разъяренная фурия в исполнении Петры Олмарк-Леманской не имела успеха у зрителей. Они словно меня не замечали.
– Добрый вечер, – прорычала фурия, изображая крайнюю степень недовольства.
– Добрый вечер, Петра! – радостно отозвался Алберт.
Ну и зачем надо ТАК улыбаться? Добиваемся эффекта самовозгорания? Только что-то огнетушителей рядом не вижу или брандспойта растянутого. Я же еще и керосинчику добавить могу! Нет, улыбается, глазами зелеными сверкает!