Эстетическая бесконечность

Удивительное выражение лица старого поэта, потрясшее Малларме, и впрямь производило неизгладимое впечатление. Но с первых же слов этот зверь с крупной головой, действительно напоминавшей голову льва, увенчанную густой гривой, переходившей в рыжевато-седую бороду, расположил меня к себе, и я почувствовал себя очень легко, а вскоре – даже излишне легко. Излучая жизнерадостность, он то и дело принимался говорить по-французски глубоким и приятным голосом с сильным акцентом, его язык заворожил меня своей выразительностью и свежестью, но странно дисгармонировал с викторианской обстановкой маленькой гостиной. Я не мог поверить своим ушам (пусть этот оборот употребляется слишком часто, но он замечательно выразителен).

Хенли явно забавляло и воодушевляло мое плохо скрытое изумление, и с воистину детской радостью, прерывая свою речь раскатистым смехом, он рассказывал мне потрясающие вещи, подпуская скабрезные и на удивление точные жаргонные французские словечки.

Я был шокирован… А что может быть более лестным, чем быть повергнутым в шок англичанином в Англии?

Жан-Луи Форен. «Парижская комедия»

Но меня мучило любопытство, каким образом хозяин дома освоил искусство бранной речи и весь этот богатейший словарь? Вдоволь насладившись моим удивлением, он не стал скрывать от меня обстоятельств, благодаря которым оказался столь глубоко осведомлен. Вскоре после поражения Парижской коммуны он стал общаться с французскими беженцами, так или иначе с нею связанными, которые нашли приют в Лондоне. Он был знаком с Верленом, Рембо, многими другими, выговаривавшими abssomphe[34] и et coetera[35].

Гарри Фернисс. Портрет Уильяма Эрнста Хенли. Рисунок. 1880

Нужно признаться, что повседневная речь поэтов не ограничена никакими рамками. Они виртуозно владеют всей палитрой образов и слов. Эти двое, которых я упомянул, оперировали ею с легкостью гениев и не лишали себя удовольствия вносить туда еще более выразительные выражения. Все это не новость, но значительно меньше известно и крайне поразительно другое – то, что, согласно преданию, сам златоуст Ламартин не гнушался подчас изрекать чудовищные непристойности…

Я заметил это Хенли, и тот выглядел польщенным…

Затем вошли две дамы.

После ужина они оставили нас наедине, и, когда Хенли курил трубку, а я – свои неизменные сигареты, разговор коснулся совсем иной темы. Он рассказывал об издании, которым руководил, – «The New Review», где время от времени печатал статьи по-французски. Мне показалось из последних его слов, что речь зайдет обо мне, но я не мог и предположить, что этот диалог настроит мой ум на размышления, совершенно далекие от привычных мне тем и насущных проблем.

Журнал, как объяснил он, только что опубликовал ряд статей, вызвавших в Англии сперва удивление, постепенно переросшее в волнение, которое практически сменилось негодованием.

Автору, господину Уильямсу, пришла в голову мысль внимательно рассмотреть британскую торговлю и индустрию, и он обнаружил, что им угрожает соперничество с Германией. Благодаря научной организации производства и потребления, транспортным перевозкам и рекламе, благодаря исключительно точной всепроникающей подробной информации во всех областях экономики немецкие предприниматели систематически вытесняли английские товары с мировых рынков и даже добились преимущества в колониях Великобритании. Вся последовательность этого широкого и систематического вытеснения была тщательно описана Уильямсом и представлена в английском стиле: минимум мыслей и максимум фактов.

Одно только заглавие, которое Уильямс дал своей серии статей, уже начинало приносить огромный доход. Знаменитый законопроект должен был скоро включить эти три слова в законодательство, и выражение «Made in Germany»[36] сразу же отпечаталось в английских умах.

– Вы это читали? – спросил меня Хенли.

– Разумеется, нет.

– Of course[37]. Завтра я пришлю вам подборку. Вы сможете прочесть истории Уильямса.

– А потом?

– Потом вы напишете для меня хорошую статью обо всем цикле, что-то вроде философского заключения во французском духе. Shall we say ten pages (4500 words)? And can you let me have the copy very soon? Say, within ten days?[38]

Я рассмеялся ему в лицо: такая уверенность возникает, когда нет ни желания, ни средств, ни обязательств что-то делать, да и вообще делать это ты вовсе не собираешься. Я и помыслить не мог о том, чтобы рискнуть заняться такой работой, столь чуждой моим склонностям, к тому же я даже не знал, как к ней подступиться.