Эстетика Другого

В этом разделе речь пойдет о таком эстетическом расположении, как тоска, где Другое дано как Ничто, как чувство какой-то особенной «пустоты», обессмысленности всего, что человек видит и воспринимает, а также о таком близком тоске феномене как скука. В общем плане мы уже говорили о чувственной данности Другого в модусе Ничто^[286], в отличие от его данности в модусе Небытия. Опыт Небытия и опыт Ничто в равной мере относятся к эстетике отвержения, однако опыт «пустого» Ничто обладает существенной спецификой, и наша задача состоит в том, чтобы попытаться эксплицировать ее в ходе анализа таких расположении, как «тоска» и «скука». Речь идет о «тоске» и о «скуке» как об эстетических феноменах в том понимании эстетического, которое вводится в этой работе^[287]. Эстетическая «выделенность» переживания «пустотности мира» (данности Другого как Ничто) из ряда «нейтральных» чувственных восприятий, дает нам право говорить о тоске и скуке как об особых эстетических феноменах.

Место «тоски» на карте эстетических расположения определяется тем обстоятельством, что здесь мы не имеем дела ни с чувственной данностью Другого-Бытия, ни с данностью Другого-Небытия, но с опытом лишенности Бытия. Мир, вещи, сам человек в этом расположении присутствуют во всей своей определенности, но при этом лишены «внутреннего», экзистенциального смысла, онтологической «полноты». В границах тоски и скуки мы вовлечены в такое чувствование Другого, где оно открывает себя через своего рода отчужденность человека от всего сущего. Тут Другое переживается как отсутствие Бытия и как присутствие Ничто. Здесь, в опыте «отсутствия», вещи и душа «опустошаются», становятся «пустыми», «полыми», лишенными содержания', вместо вещей — «тени» вещей, обозначающие собой места, на которых «должны были бы быть» вещи наполненные смыслом.

Феномены тоски и скуки обладает рядом особенностей, которые не позволяют рассматривать их исключительно в пределах эстетики пространства или в границах эстетики времени. Описание «тоски» покажет, что это эстетическое расположение и его условный модус («скука») могут связываться как с пространственными, так и с временными формами эстетического восприятия, совмещая в себе временную и пространственную формы чувственной данности Другого.

В силу того, что тоска (как и скука) может быть отнесена к эстетическим расположениям с внешним референтом, и в то же время она имеет автореферентную форму («хандра»), перед нами встает задача провести различение между тоской с внешним референтом и тоской без него.

Итак, попытаемся описать и проинтерпретировать отвергающую Присутствие чувственную данность Другого в расположении тоски.

2. 1. Тоскливое

Тоску можно определить как расположение, в котором Другое как Бытие присутствует своим отсутствием, то есть Другое дано как пустота Ничто. То, чем выделена тоска из эстетически нейтральных состояний, — это утрата неосознаваемой, но тем не менее повседневно данной уверенности в осмысленности того, что я вижу воспринимаю. Этой привычной осмысленности мира мы чаще всего не замечаем, как не замечаем воздуха, которым дышим и о котором мы вспоминаем лишь тогда, когда чувствуем его недостаток, когда нам «нечем дышать». То, что я вижу, — есть, и есть разумно. Все, что мне дано — включено в общую экономию мироздания, вот что «подразумевается» в обыденном мировосприятии и тем более — в утверждающих эстетических расположениях (в границах эстетики Бытия). Доминанта тоски как расположения — это переживание отсутствия Бытия в сущем, опыт метафизической пустоты, следовательно, тоска есть не что иное, как форма данности Другого. Другое здесь дано как Ничто, как «пустота» на том «месте», где человек привык иметь дело с неощутимой «заполненностью» мира Другим как Бытием. В этом смысле тоска есть тоска по Бытию, устремленность к утверждению в Другом.

В аналитике «тоскливого», как и в рассмотрении других эстетических расположений, важно отличать тоску как расположение от тех внешних предметных референтов, на которых она располагается. Это важно потому, что «но вещам» нельзя судить о «расположениях». Вещи могут быть одними и теми же, а расположения — разными. Допустим, передо мной расстилается бескрайняя холмистая равнина (степь). Она, как некий «вид», как особым образом организованное пространство, может быть включена в различные расположения.