Эстетика Канта

В настоящее время с выдающимися успехами естественных наук, исследующих сущность неорганических и органических форм природы, особенно с внедрением математических, физических, химических, кибернетических и других методов исследования структур и функции биологических организмов, становится очевидно, что телеологический принцип объяснения жизни давно отошел в прошлое. Кант был прав, когда большие надежды возлагал на науки (механику и физику), основной целью которых было установление причинно-следственных отношений явлений природы. Ибо в принципе в мире пет беспричинных явлений и процессов, и это характерно для всех форм и уровней как неживой, так и живой природы.

Однако, как показала современная наука, формы проявления причинно-следственных взаимодействий зависят от формы движения материи, на уровне которой они проявляются. Так, на уровнях механической и физической форм движения причинные связи и взаимодействия проявляются иначе, чем на уровнях биологической или общественной форм. При этом установлено, что хотя высшая форма движения и основана на низшей, однако к ней не сводится.

Особенно характерно это для биологической, а тем более для общественной формы движения. Уже биологические законы «выражают не простые суммы элементарных актов взаимодействия между молекулами, атомами, а чрезвычайно усложненные процессы, включающие тоже органически целостные группы таких актов <…> Биологические законы не являются простыми следствиями из физических законов»[4]. Закономерности же развития общества тем более не сводятся к биологическим законам. Это выяснение специфики проявления причинно-следственных отношении и законов живой и неживой природы стало возможным благодаря современным успехам естественных и философских наук.

Философские обобщения Канта опирались в первую очередь на достижения механики и физики, т. е. тех наук, которые исследовали наиболее простые формы движения материи и успехи которых в то время были наиболее очевидны. Поэтому именно их принципы исследования и были отождествлены Кантом с единственно возможным научным подходом к исследованию природы. Там же, где они оказывались бессильны, например при исследовании живых организмов, Кант предлагал использовать телеологический принцип их объяснения как «хороший эвристический принцип», который «хотя и не делает способ их возникновения более понятным», ибо им нельзя «пользоваться для объяснения самой природы» (5, 441), тем не менее все же может служить общим, априорным принципом для объяснения ее сложных явлений, а именно — живых организмов как причинно-обусловленных целями некоего «верховного существа».

Таким образом, отрицая по существу телеологическиай способ объяснения природы, как не обоснованный и научно не доказанный, Кант превращал его в условный способ рассмотрения ее высших форм и явлений. Там, где исчерпываются возможности научного (механистического) способа исследования, там, по Канту, начинается телеологический способ объяснения.

Справедливо признав механистический метод объяснения жизни недостаточным, Кант в силу ограниченности современных ему знаний о происхождении, структуре и функциях живых организмов не смог обосновать объективную необходимость предлагаемого им способа рассмотрения биологических организмов как целесообразно устроенных и функционирующих и вопрос об адекватности предполагаемого им метода предмету исследования оставил открытым.

В свете современных достижений философии и естественных наук очевидно, что рассмотрение живых организмов как целесообразно устроенных и функционирующих является одним из принципов исследования. Ибо «характер причинных взаимодействий живых систем имеет свои специфические особенности, в частности активное преломление внешних воздействий внутренними факторами, цикличность обратных причинных связей, их приспособительную направленность, включающую известную продетерминированность результатов действия, их условную и относительную целесообразность (…> Современное биологическое познание <…> отвергло «телеологический принцип», но оно подчеркнуло особую органическую детерминированность процессов живых систем, которая соответственно фиксируется в «биологическом мышлении», как функционально-целевой или просто целевой подход, как признание статистичности, вероятности знания, диалектически соединяющего необходимость и случайность процессов живых систем, их инвариантность и способность создавать новое»[5].