Эстетика. О поэтах. Стихи и проза

После появления христианства Димиург, не имея возможности действо–вать непосредственно на человечество, все‑таки проник в христианство и преобразил царство любви и мистического разума в царство внешнего правосудия, в состояние абстрактного рассудка — панство и схоластика. Сатана, будучи бессильным против истинного христианства, поднял свою раздавленную голову против ложного, — тут ему нашлось дело, но он мог действовать лишь мало–помалу. Он принял некоторое участие в протестан–тизме, поскольку тот, вместо того, чтобы призвать к христианской любви и божественному одухотворению, привязался к слепой вере и абстрактному предопределению, а затем и к мертвой букве Библии. Затем он позволил человеческому уму поклоняться Димиуру как истинному Богу (в деизме), насмехаясь над радостью, которую дает истинный Бог, так как Димиург — это жалкий бог, и после того, как Сатана заставил людей поверить, что у них не может быть другого, ему было удобно перейти к отрицанию всякого бога (так как жалкий бог не есть бог), и установить атеизм, открытый для деизма. Прогрессу атеизма в духовном плане соответствует прогресс анар–хии в порядке политическом и социальном, любой временной и относитель–ной морали (35). Все связи, посредством которых Димиург старался упрочить свое царство, оказываются уничтоженными, государство, внешняя церковь, семья глубоко потрясены. Человек чувствует себя свободным от всех естественных связей, предоставленным самому себе, и оказывается бессиль–ным и ничтожным. С другой стороны, это освобождение человека от всех его естественных связей, его одухотворение приближают его к миру духов, который через соответствующий процесс относительной материализации также приближается к нему. Таким образом, мы видим, как возникают явления животного магнетизма и спиритизма — провозвестники неизбеж–ного воссоединения обоих миров. Теоретические принципы этого воссоеди–нения изложены на предшествующих страницах. Теперь нам следует показать моральные основания и сакральные формы этого воссоединения.

О трех степенях любви.

Мораль"князя мира сего" — это внешние правосудие. Неприятие такого правосудия, неприятие всякой законности и формальности, всякой услов–ной и относительной морали есть необходимая предпосылка истинной моральности. Цель морали — объединить духовные существа свободной и внутренней связью, а единственная связь такого рода есть любовь. Право–судие не объединяет, оно дает каждому то, что ему принадлежит и оставляет его в отдельности от всех остальных. Очевидно, что любовь есть также единственное абсолютное благо, так как страдание есть последствие огра–ниченности существа: чем менее оно ограничено, иначе, чем больше оно любит, тем меньше оно страдает. Никто не осмелится сомневаться, что любовь есть моральное совершен–ство, что она выше не только своей противоположности — ненависти, но и выше правосудия, что оставление его прав, прощение беззакония выше, чем месть и наказание.

Никто не осмелится отрицать, что в обществе, основанном на взаимной любви, на милосердии — правосудие, право и закон будут излишними и что таков идеал человеческого общества. Общая возможность такого обще–ства также не может отрицаться; если любовь существует и развивается, то мы не можем положить ей предел. Но вся проблема в том, чтобы найти практическую или непосредственную возможность такого человека.

Реальная и всемогущая любовь — это любовь половая. Но она исклю–чительна, она достигает соединения в ограниченное общество, в семью, она дает легкое удовлетворение моральной потребности человека, но она не ведет дальше. Это есть лишь расширенный, но столь же исключительный эгоизм (а может быть и в большей степени, ибо он уверен в себе и кичится своею моральностью), как и простой эгоизм. С другой стороны, любовь, которая не является исключительной, любовь универсальная, любовь ко всему, которая с теоретической стороны есть amor Dei inlelleclualis (36), а с практической — филантропия, — эта любовь искупает свою всеобщность своей слабостью, своим бессилием, чем‑то холодным и смутным, что удов–летворяет сознание и разум, но не заставляет трепетать все духовное и животное существо человека. Блестящий пример бессилия такой любви дает нам современное франк–масонство.

Как можно соединить силу, природную мощь со всеобщностью в любви? Надо знать, что любовь бывает двух родов. Любовь восходящая, которой мы любим высшее существо, получая от него духовное богатство, которым оно обладает и которого мы не можем достичь своими собственными силами;