Читаем Эстетика однополой любви в древней Греции полностью

18.  Мысль о том, что участие в «умопостигаемой материи» есть промежуточное звено между полной бестелесностью и материальным (т. е. телесным) воплощением, необычна для Плотина. Свойственная ему точка зрения подробно изложена в трактате Enn .II. 4 [12] 3–5 и 15.

19.  Концепция умопостигаемой материи здесь принимает даже более законченный вид, чем в предыдущей главе. Мысль о том, что эрос души существенно ущербен из-за привнесенности в него «материального» элемента, пожалуй, не встречается более нигде в эннеадах(здесь, однако, она неизбежна при такой интерпретации плстоновского Пира). Нечто общее, правда, она имеет с «неугомонной силой» в душе, которая порождает время в трактате Enn .III. 7 [45] 11.

20.  См.: Платон. Федр,240d1.

21.  Ум, напротив, «всегда стремится и всегда достигает», Единое же не стремится вовсе, ибо Ему незачем стремиться и нечего достигать ( осте эн мен то но э эфесис как эфиеменос аэй кай аэй тинханон, экейнос де уте эфиеменос – тинос гар; уте тинханон, Enn. III. 8 [30] 11, 23–25).

22.  Пример заимствован у Аристотеля, который использует его довольно часто. См., например, Метафизика, . 30. 1025a, 32.

23.  См.: Платон. Пир,203b6.

24.  См.: Платон. Федр,246е4.

25.  См.: Платон. Письмо II ,312e4 (это место, одно из ключевых в Плотиновом толковании Платона, цитируется полностью в следующем по времени трактате Enn .I. 8 [51] 2. 28–32).

26.  См.: Платон. Филеб,30d1–2.

27.  Во второй главе этого трактата и в других местах у Плотина Кронос есть Ум. Данный пассаж снова демонстрирует, сколь малое значение придает Плотин интерпретации мифов и как близко, временами, подходит к отождествлению высшей Души с Умом.

28.  См.: Псевдо-Аристотель. О мире, 392a27–28.

29.  О «свернутости», или сконцентрированном единстве Ума, в противоположность относительной развернутости (или распространению) Души, или Логоса в Душе, см.: Enn .III. 7 [45]. 11. 23 ff. и Enn .III. 2 [47]. 2. 17 ff. В данном отрывке Плотин пытается различить чистый Ум и разумное начало в Душе столь же тщательно, как и в близком по времени трактате Enn .V. 3 [49].

30.  Плотин готов применить постигнутую им близость метафизических и мифических понятий ( логойи мифой) к собственным метафизическим рассуждениям. См.: Enn .VI. 7 [38] 35, 27–30.

31.  См.: Платон. Пир,203b5–7.

32.  Там же, 203b2.


Приложение № 2. Древний Рим


Период республики


1.1. Ранняя республика(509-202)


(№ 2073). «[Как говорит Дионисий], (1) я упомяну еще один касающийся граждан случай, достойный восхваления со стороны всех людей, из которого эллинам станет ясно, сколь велика была тогда в Риме ненависть к пороку и суровость в отношении тех, кто нарушает всеобщие законы человеческой природы. (2) Гай Леторий, по прозвищу Мерг, человек из славного рода и не трус в военных делах, назначенный трибуном одного из легионов во время Самнитской войны, уговаривал, до определенного [ с.208] времени, некоего юношу, выделявшегося внешностью среди прочих живших с ним одной палатке, добровольно уступить ему юный цвет своего тела. Но поскольку ни дарами, ни другими услугами юношу не удавалось соблазнить, Леторий, будучи не в состоянии сдерживать свою страсть, решился применить силу. (3) Когда же бесчинство этого человека стало известно всем в лагере, плебейские трибуны, сочтя, что такое преступление касается всего общества, выдвигают против него обвинение от лица государства. И народ всеми голосами осудил Летория, а наказанием по суду назначил смерть, не желая, чтобы находящиеся у власти подвергали ужасным и противоречащим мужской природе оскорблениям людей свободных и воюющих в защиту свободы остальных граждан». (Дионисий Галикарнасский. Римские древности XVI 4 (8), пер. А.М.Сморчкова [Дионисий 2005, т.3, с.207-208])

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука