Эстетика однополой любви в древней Греции

(№ 2548). «Платон перечисляет три вида такой любви: одна – божественная, совпадающая с непорочным умом и добродетелью, - в ней не раскаиваются; другая, возникая в низменной душе, ищет порочнейших наслаждений; третья, смешанная из обеих, есть удел посредственного духа и умеренной страсти. Души потемнее поражает плотская страсть и у них одна цель: добиться телесного общения и в такого рода наслаждениях и удовольствиях унять свой пыл; а души милые и утонченные преисполнены любовью к добру, устремлены к нему и хотят как можно лучше овладеть достойными искусства и стать лучше и превосходнее. Средние причастны тому и другому: не совсем лишены телесных удовольствий, но могут пленяться и прелестью душевных достоинств. И как тот отвратительнейший, дикий и постыдный вид любви проистекает не из природы вещей, но от телесного недуга и болезни, так можно быть уверенным, что эта божественная любовь, уделенная нам богами в качестве дара и в знак милости, проникает в человеческие души, вдохновляемая неким небесным влечением. И есть третий вид любви, называемый средним, проистекающий из [ с.58] сочетания божественной и земной любви, и представляющий собой соединение и связь равных частей той и другой; как не чуждый разумности он есть божественная любовь, но это и земная любовь, поскольку она сочетается с вожделением и наслаждением». (Апулей. Платон и его учение II 14, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.57])

(№ 2549). «…В любви такого рода людей [ тиранов] с самого ее начала и до конца есть нечто извращенное: при своих разнузданных страстях и неутомимой жажде она не только желает черпать все виды удовольствия, но, бессмысленно заблуждаясь, терзается из-за своего представления о красоте, поскольку подлинной красоты не знает, а влюбляется в томную, изнеженную красоту тела вялого, не опаленного солнцем, не укрепленного в упражнениях, но ценит матовых от тени, мягких от праздности и с немощными от чрезмерного ухода членами». (Апулей. Платон и его учение II 16, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.58-59])

(№ 2550). «Мудрость заставляет любить юношу, правда, если он, благодаря хорошим задаткам, оказывается расположен к добрым поступкам. Такой склонности не может помешать телесное несовершенство: когда мила сама душа, мил и весь человек; так, когда домогаются тела, мила и его менее совершенная часть». (Апулей. Платон и его учение II 22, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.61-62])

Метаморфозы

(№ 2551). «(26) Тот, получив нового слугу, повел меня к своему дому и, едва ступил на порог, закричал: - Девушки, вот я вам с рынка хорошенького раба привел! - А девушки эти оказались толпой развратников, которые сейчас возликовали нестройным хором ломающихся, хриплых, писклявых голосов, думая, что для их услуг припасен действительно какой-нибудь невольник; но, увидя, что не дева подменена ланью, а мужчина – ослом, они сморщили носы и стали по-всякому издеваться над своим наставником, говоря, что не раба он купил, а мужа себе.

… Находился там некий юноша, достаточно плотного телосложения, искуснейший в игре на флейте, купленный ими в складчину на малые сбережения из общей кассы, который, когда они носили по окрестностям статую богини, ходил вместе с ними, играя на трубе, а дома без разбора служил общим любовником. Когда он увидел меня в доме, охотно насыпал мне обильного корма и весело проговорил: - Наконец-то явился заместитель в несчастных моих трудах! Только живи подольше и угоди хозяевам, чтобы отдохнули уже уставшие мои бедра». (Апулей. Метаморфозы VIII 26, пер. М.Кузмина [Апулей 1988, с.239])

(№ 2552). «(IX 14) Мельнику этому, который приобрел меня [ осла] в свою собственность, человеку хорошему и прежде всего скромному, досталась на долю жена прескверная, хуже всех остальных женщин, которая до такой степени нарушала супружеские и семейственные законы, что, клянусь Геркулесом, даже я молча за него не раз вздыхал» [ с.250]

(22) … Солнце, уже погрузившись в океан, освещало подземные области мира, как является несчастная старуха бок о бок с отважным любовником, еще не вышедшим почти из отроческого возраста и столь миловидным по блеску безбородого лица, что сам бы еще мог составить усладу любовникам. Женщина, встретив его поцелуями, сейчас же пригласила сесть за накрытый стол. (23) Но не поспел юноша пригубить первой заздравной чаши и узнать, какой вкус у вина, как приходит муж, вернувшийся гораздо раньше, чем его ожидали. Тут достойнейшая супруга, послав мужу всякие проклятия и пожелав ему в сердцах ноги себе переломать, прячет дрожащего, бледного от ужаса любовника под случайно находившийся здесь деревянный чан…» [ с.254]

«(27) … Издав от невыносимой боли слабый стон, он отбрасывает и валит чан и, обнаружив себя непосвященным взглядам, выдает все козни бесстыдной женщины. Но мельник, не особенно тронутый нарушением супружеской верности, ласково обращается к дрожащему и смертельно бледному отроку с ясным и подбодряющим выражением на лице: