Эстетика однополой любви в древней Греции

(18) Как Бог дал нам глаза не для того, чтобы мы искали и добивались наслаждения, но для того, чтобы мы видели то, что необходимо для жизни, так и детородные органы Он дал единственно для того, чтобы, как учит само их наименование, мы производили потомство. (19) В следовании этому божественному закону состоит высшая жертва». (Лактанций. Божественные установления VI 23, 8.10.18-19 [Лактанций 2007, с.420-421])

Иероним

(№ 2680). «Что сладкозвучнее Псалтири? Она, подобно нашему Флакку и греку Пиндару, то течет ямбом, то вещает алкейским стихом, то величественно льется стихом сапфическим, то выступает полустопным стихом». (Иероним. Изложение Хроники Евсевия Памфила. Предисловие [Иероним 1910, с.316])

Августин

О своей молодости

(№ 2681). «(II 1) Я хочу вспомнить прошлые мерзости свои и плотскую испорченность души моей не потому, что я люблю их, но чтобы возлюбить Тебя, Боже мой. Из любви к любви Твоей делаю я это, в горькой печали воспоминания перебираю преступные пути свои. Обрадуй меня, Господи, Радость неложная, Радость счастья и безмятежности, собери меня, в рассеянии и раздробленности своей отвратившегося от Тебя, Единого, и потерявшегося во многом. Когда-то в юности горело сердце мое насытиться адом, не убоялась душа моя густо зарасти бурьяном темной любви, истаяла красота моя, и стал я гнилью пред очами Твоими, - нравясь себе и желая нравиться очам людским.

(2) Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, остановясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности. Обе кипели, сливаясь вместе, увлекали неокрепшего юношу по крутизнам страстей и погружали его в бездну пороков». (Августин. Исповедь II 1-2 [Августин 1991, с.74])

(№ 2682). «Я прибыл в Карфаген: кругом меня котлом кипела позорная любовь. Я еще не любил и любил любить и в тайной нужде своей ненавидел себя за то, что еще не так нуждаюсь. Я искал, что бы мне полюбить, любя любовь: я ненавидел спокойствие и дорогу без ловушек. …

Любить и быть любимым было мне сладостнее, если я мог овладеть возлюбленной. Я мутил источник дружбы грязью похоти; я туманил ее блеск адским дыханием желания. Гадкий и бесчестный, в безмерной суетности своей я жадно хотел быть изысканным и светским. Я ринулся в любовь, я жаждал ей отдаться. Боже мой милостивый, какой желчью поливал Ты мне, в благости Твоей, эту сладость. Я был любим, я тайком пробирался в тюрьму наслаждения, весело надевал на себя путы горестей, чтобы секли меня своими раскаленными железными розгами ревность, подозрения, страхи, гнев и ссоры». (Августин. Исповедь III 1 [Августин 1991, с.86])

О друге Августина. (Августин. Исповедь IV 4 [Августин 1991, с.107-108]), (Августин. Исповедь IV 6 [Августин 1991, с.109-110])

Ранние сочинения

(№ 2683). «Многие называют это филокалией. Не пренебрегай этим словом только оттого, что оно затерто. Ибо филокалия и философия почти синонимы. Они в действительности родственны. Ибо что такое философия? Любовь к мудрости. А филокалия? Любовь к красоте. Справься у греков. А что такое мудрость? Разве она не есть истинная красота? Итак, они совершенно родные сестры и родились от одного и того же отца (30): но, хотя филокалия совлечена силками похоти с неба и заперта простонародьем в клетку, однако, сходство имени удержала для напоминания ловцу о том, чтобы он не презирал ее. Ее-то, опозоренную, бескрылую, нищую, свободно парящая сестра узнает часто, но освобождает редко; ибо филокалия и не знала бы, откуда ведет свой род, если бы не философия». (Августин. Против академиков II 3, 7 (29-30), 387 г. [Августин 1999, с.71])

(№ 2684). «Какая нелепая и смешная выдумка о филокалии и философии, о которых я написал, что они – сестры, рожденные от одного отца! В самом деле, разве филокалия не выдумка? В данном случае она не имеет ничего общего с философией. Надо ли принимать это всерьез? В латинском переводе филокалия означает любовь к прекрасному, но высшая красота заключена в мудрости. Тогда филокалия и философия в высшей и бестелесной действительности суть одно и то же и никак не могут быть сестрами». (Августин. Пересмотры I 1, 3, 429 г. [Августин 1999, с.185-186])