Эстетика однополой любви в древней Греции

(№ 735). «…когда на любящего смотрит любимый, то последний делается лучше, не говорит и не делает ничего дурного или предосудительного, чтобы тот не заметил». (Ксенофонт. Охота 12, 20 [Ксенофонт 1895, с.264])

«Пир»

(№ 736). «(2) Были конские бега во время Великих Панафиней. Каллий, сын Гиппоника, был влюблен в Автолика, тогда еще бывшего ребенком; Автолик одержал победу в панкратии, и Каллий пришел с ним на это зрелище. По окончании бегов Каллий с Автоликом и отцом его пошел в свой дом в Пирее…

(8) … Всякий, кто обратил внимание на то, что происходило, сейчас же пришел бы к убеждению, что красота по самой природе своей есть нечто царственное, особенно если у кого она соединена со стыдливостью и скромностью, как в данном случае у Автолика. (9) Во-первых, как светящийся предмет, показавшийся ночью, притягивает к себе взоры всех, так и тут красота Автолика влекла к нему очи всех; затем, все смотревшие испытывали в душе какое-нибудь чувство от него: одни становились молчаливее, а другие выражали чувство даже какими-нибудь жестами. (10) На всех, одержимых каким-либо богом, интересно смотреть: но у одержимых другими богами вид становится грозным, голос – страшным, движения – бурными; а у людей, вдохновляемых целомудренным Эротом, взгляд бывает ласковее, голос – мягче, жесты – более достойными свободного человека. Таков был и Каллий тогда под влиянием Эрота, и людям, посвященным в таинства этого бога, интересно было смотреть на него» (Пир 1, 2.8-10 [Ксенофонт, ВС 1993, с.160-161])

(№ 737). «(10) … Критобул. Если я некрасив, как я думаю, то было бы справедливо привлечь вас к суду за обман: никто вас не заставляет клясться, а вы всегда с клятвой утверждаете, что я – красавец. Я, конечно, верю, потому что считаю вас людьми благородными. (11) Но если я действительно красив и вы при виде меня испытываете то же, что я при виде человека, кажущегося мне красивым, то, клянусь всеми богами, я не взял бы царской власти за красоту. (12) Теперь я большим удовольствием смотрю на Клиния, чем на все другие красоты мира; я предпочел бы стать слепым ко всему остальному, чем к одному Клинию. Противны мне ночь и сон за то, что я не вижу; а дню и солнцу я в высшей степени благодарен за то, что они показывают Клиния. (13) Мы, красавцы, можем гордиться еще вот чем: сильному человеку приходится работать, чтобы добывать жизненные блага, храброму – подвергаться опасностям, ученому – говорить, а красавец, даже ничего не делая, всего может достигнуть. (14) Я, например, хоть и знаю, что деньги – вещь приятная, но охотнее стал бы давать Клинию, что у меня есть, чем брать другие деньги у другого; я охотнее был бы рабом, чем свободным, если бы Клиний хотел повелевать мною: мне легче было бы работать для него, чем отдыхать, и приятнее было бы подвергаться опасностям за него, чем жить в безопасности. (15) Таким образом, если ты, Каллий, гордишься тем, что можешь делать людей справедливее, то я могу более, чем ты, направлять их ко всякой добродетели: благодаря тому, что мы, красавцы, чем-то вдохновляем влюбленных, мы делаем их более щедрыми на деньги, более трудолюбивыми и славолюбивыми в опасностях и уж, конечно, более стыдливыми и невоздержными, коль скоро они всего более стыдятся даже того, что им нужно. (16) Безумны также те, которые не выбирают красавцев в военачальники: я, например, с Клинием пошел бы хоть в огонь; уверен, что и вы тоже со мною. Поэтому уж не сомневайся, Сократ, что моя красота принесет какую-нибудь пользу людям. (17) Разумеется, не следует умалять достоинство красоты за то, что она скоро отцветает: как ребенок бывает красив, так равно и мальчик, и взрослый, и старец. Вот доказательство: носить масличные ветви в честь Афины выбирают красивых стариков, руководясь тем, что всякому возрасту сопутствует красота» (Ксенофонт. Пир 4, 10-17 [Ксенофонт, ВС 1993, с.173])

(№ 738). «(23) … Сократ. Разве не видишь, что у него лишь недавно пушок стал спускаться около ушей, а у Клиния он уже поднимается назад. Когда он ходил в одну школу с ним, тогда он еще так сильно воспылал. (24) Отец заметил это и отдал его мне, думая, не могу ли чем я быть полезен. И несомненно, ему уже гораздо лучше: прежде он, словно как люди, смотрящие на Горгон, глядел на него окаменелым взором и, как каменный, не отходил от него ни на шаг; а теперь я увидел, что он даже мигнул. (25) А все-таки, клянусь богами, друзья, мне кажется, говоря между нами, он даже поцеловал Клиния; а нет подтопки для любви опаснее этой: она ненасытна и подает какие-то сладкие надежды. (26) [А может быть, и потому, что соприкосновение устами, единственное из всех действий, называется тем же словом, что и душевная любовь, оно и пользуется большим почетом – глосса, исключаемая из текста]. Вот почему я утверждаю, что тот, кто сможет сохранить самообладание, должен воздерживаться от поцелуев с красавцами.