Читаем Эстетика пространства полностью

В пространстве торжественного интерьера происходит соединение разъединенного, осуществляется сборка, синтез коллективного тела, в единстве которого множество частных воль согласуется в объединяющей их приобщенности к чему-то большему, чем жизнь частного лица, замкнутая на микро-связях микро-сообществ (семья, дружеская компания и т. п.). Торжественные места организованы как интерьеры восполнения (пребывая в таком искусственном пространстве, мы – на уровне переживания – воссоединяемся с чем-то Великим) и настраивают присутствующих на приподнятое над повседневностью расположение духа (от торжественно-праздничного до торжественно-серьезного и даже торжественно-скорбного). В торжественном интерьере мы имеем опыт пребывания в близости (в связи) с Другим, явленным как Значительное. Значительное – это наша возможность, это то, к чему можно приобщиться, в том числе – через пребывание в торжественном месте. Чувство Значительного переживается и сознается человеком как приподнятость, торжественность.

Человек как существо сознающее свою конечность нуждается в восполнении через отношение к чему-то вечному или (паллиативно) великому, большому, долговечному. Возможность ощутить близость Значительного, ощутить связь с ним как раз и обеспечивает особая конфигурация торжественного интерьера. Если на безусловном уровне эта потребность реализуется в пространстве сакрального (или величественного[229]) интерьера, то на уровне условном, относительном – в местах, которые принято называть торжественными. Торжественный интерьер, таким образом, следует отнести к условной эстетике Другого в его утверждающем присутствие модусе (в модусе Бытия).

Эстетический эффект от пребывания в торжественном месте связан, прежде всего, с тем, что его размерность определяется не его соответствием человеку (как это было в случае с уютом), а, напротив, резким несоответствием ей, то есть определяется отрицательно. Соразмерность места отдельному человеческому телу (или немногим телам) – это то, что в торжественном интерьере превышено ради чего-то «большего». Интерьер дает это большее чувствовать. Торжественное помещение нацелено на чувство включенности в сферу «больших дел» и «великих смыслов», иначе говоря, на приобщение к Значительному.

Данность чего-то большего, чем мое эмпирическое «я», отнесенность к высшему поднимают меня над повседневностью и дает чувство осмысленности собственного присутствия: есть нечто, благодаря чему мое существование (существование частного лица) обретает цель и смысл. Соотнесенность со Значительным укрепляет и воодушевляет. Я не просто горожанин, я принадлежу тому, чья долговечность, величие и сила выводят меня из скорлупки частного существования (позволяя ощутить свою включенность в сословие, профессию, государство, искусство и т. д.). Причем чувственная данность особенного в образе торжественного интерьера убеждает меня, что Значительное есть, что его действенность и действительность ощутимы.

Возвышающая идентификация с Великим освобождает (на время) от повседневных проблем и «неразрешимых» противоречий. В образе торжественного интерьера Значительное задает такой масштаб, в котором мелкие тревоги и заботы исчезают, как дым.

Попытаемся теперь вникнуть в структуру торжественного интерьера немного подробнее и проясним его преэстетические характеристики. Как интерьер может способствовать возникновению чувства приподнятости? Какие у него есть для этого возможности[230]? Возможностей таких немало. Во-первых, это архитектоника интерьера, во-вторых, его оформление.

Значительность того, чему интерьер служит, подчеркивается его объемом. Он должен быть таким, чтобы те, кто присутствует в его границах, ощутили одновременно и свою малость, и свою приобщенность к Значительному. На первый план выходит то, в какой мере интерьер способен работать на создание чувства дистанции.

Преэстетические условия торжественного места противоположны тем, о которых шла речь, когда мы описывали уютное место. Если в уютном интерьере эстетический эффект возникает в результате сокращения дистанции между мной и местом (антропоморфное, одушевленное и подогнанное вот к этому человеку место), то усилия создателей торжественного интерьера направлены на решение совсем иной задачи: дать человеку, находящемуся в помещении, почувствовать дистанцию между теми, кто находится в нем, и Значительным. Значительность Значительного дана, прежде всего, через переживание дистанции (дистанция связывает, отделяя). Дистанция (ведь мы говорим об эстетическом опыте) дана через размерность, пропорции и убранство интерьера, через его цвето-световое решение, etc.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия