Читаем Эстетика пространства полностью

Уютное и просторное. Уют (по его экзистенциально-онтологическому уровню) следует сопоставлять не с простором, а с просторным. Если сравнить уютное с просторным, то мы увидим, что эти расположения не противоположны, а различны: и уютное, и просторное используются для характеристики ограниченных по своей протяженности пространств, через них артикулируется наша реакция на природные или искусственные интерьеры (будь то грот, долина, поляна, площадь, дом, комната…). При этом в одном случае внимание задерживается на том, благоприятствует ли интерьер пребыванию в нем человека как обособленной монады (или семьи как социальной монады), в другом – на том, какие возможности оно предоставляет для движения в границах, заданных интерьером. Уютный интерьер может быть просторным: «комната была уютной и просторной» (хотя и не обязательно: «в комнате было тесно, но уютно»).

Просторное отличается от уютного, но как характеристика места оно может входить в его описание. Когда мы говорим о просторном помещении, то делаем акцент на количественных характеристиках, когда говорим об уютном – на настроении, которое связывается с помещением как с целым[235]. Если уютному противоположно открытое, бойкое место «на юру», то просторному месту – теснота (узость), ограничивающая возможности для движения. Мы можем переживать просторность просторного совершенно независимо от оценки места в терминах уюта/неуюта и наоборот. Нам может быть уютно и в просторном помещении, и в вагонном купе, на маленькой кухне, в шалаше, etc. Если просторное можно соотнести с эстетикой большого, то уютное – с эстетикой маленького и красивого.

Номадизм и оседлость. Если проводить сопоставление простора и уюта в духе популярной в последние десятилетия оппозиции номадизма и оседлости, то простор следует отнести к номадическому опыту, а уют – к культуре оседлости, домостроительства, к культуре пребывания[236]. Мы исходим из того, что стороны оппозиции (номадизм и оседлость, уют и простор) не являются взаимоисключающими. Современное общество нуждается (как нуждались и в прошлом) не в одном из двух начал, а в них обоих. Исторически акценты могут смещаться, но двойственность начал сохраняется в любой культуре. В одних общественных организмах преимущество отдается оседлости, другие возделывают номадическую подвижность, легкость на подъем, готовность отправиться в путь и начать все заново на новом месте.

Современный человек испытывает и потребность в уюте, и потребность в пространстве-для-движения (в просторе и дали[237]). Проблематичность ситуации, сложившейся в современном обществе, где номадические тенденции в фаворе, не в том, что на смену оседлому человеку земли, дома, корней приходит человек-странник, человек-ветер, а в господстве эмоционально «стертых», невыразительных, пресных форм номадизма и оседлости. Нашим современникам недостает ярких, персонально заостренных образов как номадического, так и оседлого способов существования. Усредненность – вот источник мучений (а скука – это мука) подданных империи потребления.

Человек несет в себе оба начала; в одном случае верх берет движение, в другом – покой. Стирание различий между противоположными способами присутствия опасно для воспроизводства человеческого в человеке. Но именно такое размывание границ – это и есть наше сегодня. Пребывание без пребывания (находясь дома, можно странствовать по Сети или по ТВ-каналам), как и путешествие без преодоления пути, движение без движения (путешествия в кресле самолета, поезда, автобуса), делает перемещение мало отличным от покоя, а покой от странствия. Полное устранение одного их двух начал, как кажется, имело бы катастрофические последствия для человека и общества. Впрочем, это едва ли возможно. Но стирание острых граней происходит у нас на глазах.

Сказанное имеет отношение и к области нашего исследовательского интереса – философской эстетике. Мы выступаем за культивирование познавательного (а также практического) интереса к многообразию эстетического опыта и за сознательное заострение различий в аналитическом его описании.

Приложение 3. Прошлое как укрытие (старое, старинное, уютное)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия