Эстетика самоубийства

Поскольку данная глава посвящена эстетике именно способа самоубийства, можно было бы достаточно подробно говорить и об эстетике вида самоубийства и об эстетике средства самоубийства. Можно повеситься и на бельевой веревке, а можно на специальным образом сплетенном шелковом шнурке, который в великолепной шкатулке вручает посланец турецкого паши, которого по каким-то причинам перестал устраивать его приближенный. Можно при желании утопиться и в отхожем месте (полицейские сведения по Петербургу начала века сообщают о семи случаях покушения на самоубийство детей восьми-четырнадцати лет, бросившихся в люк отхожего места), а можно сделать это в красивом, живописном месте (В. М. Бехтерев во время доклада на тему «О причинах самоубийства и возможностях борьбы с ними» в 1911 году рассказывал, что встречаются целые эпидемии самоубийств в условиях красивой поэтической обстановки — Иматра, Лизин пруд и т. д.).

Говоря об эстетике средств самоубийства, можно вспомнить и римского императора Элагабала, который, когда возымел намерение покончить с собой, то захотел сделать это самым изысканным образом, так, чтобы не посрамить всей своей жизни. Он велел возвести роскошную башню, низ и фасад которой были облицованы деревом, изукрашенным драгоценными камнями и золотом, чтобы броситься с нее на землю; он заставил изготовить веревки из золотых нитей и алого шелка, чтобы удавиться; он велел выковать золотой меч, чтобы заколоться; он хранил в сосудах из топаза и изумруда различные яды, чтобы отравиться. И все это он держал наготове, дабы, когда пожелает, выбрать один из названных способов самоубийства.

А вот обратный и не менее замечательный пример, римский философ и политический деятель Сенека в «Письмах к Луцилию» пишет: «Не только великие взламывали затворы человеческого рабства. Люди низшего разряда в неодолимом порыве убегали от всех бед и, когда нельзя было умереть без затруднений, не выбрать орудие смерти по своему разумению, хватали то, что под рукою, своей силой превращая в оружие предметы, по природе безобидные». Далее Сенека говорит об одном германском рабе, которого готовили для боя со зверями во время утреннего представления и который перед этим отошел, чтобы опорожниться, так как ему больше негде было спрятаться от стражи. Там лежала палочка с губкой для подтирки срамных мест; ее-то он и засунул себе в глотку, силой перегородив дыхание, и от этого испустил дух.

«Но ведь это оскорбление смерти! До чего грязно, до чего непристойно!» — восклицает Сенека и тут же сам себя опровергает: «Но есть ли что глупее, чем привередливость в выборе смерти? Вот мужественный человек, достойный того, чтобы судьба дала ему выбор! Как храбро пустил бы он в ход клинок! Как отважно бросился бы он в пучину моря или под обрыв утеса! Но лишенный всего, он нашел и должный способ смерти и орудие…».

«У кого в руках довольно орудий, чтобы освободить себя, тот пусть выбирает, — пишет далее Сенека Луцилию. — Кому не представится случая, тот пусть хватается за ближайшее как за лучшее, хотя бы оно было и новым и неслыханным». И в подтверждение своих слов приводит пример другого бойца, которого под стражей везли на утреннее представление и который, словно клюя носом в дремоте, опустил голову так низко, что она попала между спиц, и сидел на своей скамье, пока поворот колеса не сломал ему шею.

Мы уже отметили, что современная суицидология практически не уделяет внимания способам самоубийства. Однако, в нескольких фундаментальных работах начала века, посвященных проблемам самоубийства, мы можем при желании заметить, что вопросы выбора способа самоубийства не обходились стороной.

Вспомним несправедливо забытого русского суицидолога П. Ф. Булацеля. Его монография «Самоубийство с древнейших времен до наших дней», вышедшая в 1900 году, по своей значимости не только не уступает, но и в чем-то превосходит более известную монографию Дюркгейма «Самоубийство», о которой мы уже упоминали и к которой мы еще вернемся в данной главе.

Булацель, описывая самоубийства в Российском государстве, сетовал на современных ему самоубийц, что большинство из них не только характеризуются «полным равнодушием к вопросам религии», но и то же «поразительное равнодушие проявляют они и по отношению к призывам сердца. Потребность красоты и изящества в них отсутствует. Эти особенности современных самоубийц наглядно сказываются в тех способах, которые они выбирают для прерывания своей жизни. Способы эти грубы, безобразны, бессердечны».

Далее Булацель приводит ряд случаев, которые настолько поразили его своей «антиэстетичностью», что он пишет об этом столь эмоционально, как нигде в своей книге.

Судите сами: