Эстетика. Учебник для бакалавров

Согласно Платону, подражание является основой всякого творчества. Поэзия подражает истине и благу, но обычно искусства ограничиваются подражанием предметам или явлениям окружающего мира, и в этом их ограниченность и несовершенство: сами предметы видимого мира являются, согласно Платону, только слабыми «тенями» (или подражаниями) более высокого мира идей. Ремесленники и все категории деловых людей имеют дело с предметами второго порядка: они создают кровати, стулья, корабли и одежду, ведут войны, ведают политикой. Поэты же и художники создают только образцы тех вещей, которые относятся ко второй ступени. Количество образцов, которые могут быть ими созданы, бесконечно, при этом и образцов нет никакой твердой связи между собой. Для каждой вещи существует только одна идея. Художник же свободен и может рисовать картины под любым углом зрения или представлять дело в любом виде. Это беспокоит Платона. Люди обычных профессий являются подражателями, художники же — это подражатели, подражающие другим подражателям. Одно из последствий подражательства в деятельности художников — их непостоянство. Платон уподобляет художника зеркалу: вращая зеркало, тотчас же сотворишь и солнце, и то, что на небе, и землю, и себя, и прочих животных, и растения, и утварь. Смешно даже называть художника-отражателя мастером. Вращающееся зеркало, способное отразить бесчисленное множество предметов, иллюстрирует бессмысленность и неразумность поэзии и живописи. Платон выделяет два типа живописи: во-первых, рисунки, являющиеся удачными подражаниями оригиналам и соответствующие им по длине, ширине, глубине и окраске, и, во-вторых, многочисленные произведения живописи, изображающие оригиналы с точки зрения художника и поэтому искажающие присущие им черты. Фантастические, не похожие на оригиналы изображения (фантомы), уклоняются от истины и должны быть отвергнуты. Правильность подражания заключается в воспроизведении качеств и пропорций оригинала, причем сходство между оригиналом и копией должно быть не только качественным, но и количественным.

Формулировка теории подражания, данная Платоном, является, таким образом, предельно жесткой. Неудивительно, что с точки зрения таких представлений о подражании художники оказываются неполноценными членами общества, от которых в совершенном обществе следует избавляться.

Принципиально иную трактовку теории подражания дает Аристотель. Окружающий мир — это не стабильность и не постоянное повторение одного и того же, как полагал Платон, а становление, т.е. развитие, воспроизводство и исчезновение вещей по определенному закону. Искусство также представляет собой процесс созидания и формирования предметов, движение, вызванное в той или иной среде душой и рукой художника. Природа и искусство, говорит Аристотель, это две основные движущие силы мира. Искусство, являющееся делом рук человека, подобно божественному созиданию, и оно соревнуется с природными процессами. Отказываясь от трактовки мира как бытия и подчеркивая важность искусства в мире постоянного становления, Аристотель включает в концепцию мимесиса не только требование адекватного отображения действительности, но и деятельность творческого воображения и даже идеализацию действительности. «Отображение действительности» — это изображение вещей такими, «как они были или есть»; воображение — изображение вещей такими, «как о них думают и говорят»; идеализация — изображение вещей такими, «какими они должны быть». Цель мимесиса — не только возбуждение чувства удовольствия от воспроизведения, созерцания и познавания предмета, но и приобретение знания о мире и человеке.

Аристотель называет музыку самым подражательным из всех видов искусства. «Почему ритмы и мелодии, которые, в конце концов, представляют собой только звук, имеют сходство с эмоциональным состоянием человека, а вкусовые ощущения, цвета и запахи — нет? Не потому ли, что они, как и действия, динамичны?»[85] По мысли Аристотеля, сходство музыки с душевным состоянием человека более непосредственное, чем сходство картины или статуи: последние неподвижны, в них нет энергии, движения. Передача музыкой душевных переживаний не имеет вместе с тем такого глубокого общего значения, как воспроизведение в трагедии всестороннего и серьезного действия. Пусть музыка легче воспринимается, зато трагедия изображает судьбы целой группы людей.

В случае познания следующим после запоминания этапом является «изучение на опыте». Хотя опыт в отношении объема заключенных в нем знаний менее совершенен, чем наука, по непосредственно приносимой им пользе он иногда превосходит более высокий, научный вид познания. Эстетической параллелью такой эмпирической способности души является, очевидно, быстрый отклик души на соответствующую эмоциональность музыки. Слушателю музыки не нужно логическое умозаключение, характер мелодии улавливается им сразу же.