— Нынче за столом уже не чавкают, — не обращаясь ни к кому, — сообщила я, — а кавалеры следят за тем, чтобы у дам было все, что потребуется… Салат очень вкусен, но чуточку недосолен.
— Тетя Леля, пожалуйста! — Аркашка преподнес мне солонку, держа ее изящно, как розу, — прошу вас. Что вам еще угодно? Не хотите ли боржому? Мама, не желаете ли и вы соли? Может быть, сменить тарелки? Если угодно, я принесу жареную картошку. Подрезать еще черняшки? Ах, ох, я хотел сказать, черного хлеба, — тарахтел он, оглядывая стол. — Тетя Леля, а что сейчас модно из еды в этой самой… Индер… ландии?
— Сандвичи с морковкой. И вареная тыква, — равнодушно сказала я. — Еще яичница… Ммм… Тушеная репа. Айва. Дыня. Вообще модны желтые тона… Хм… Прошу прощения. Аркадий, друг мой! Еще одно замечание: а не слишком ли ярок твой галстук? Сейчас носят тихие, глухие колеры. Такова общая линия… О, о, у вас компот из алычи! Это тоже очень близко к моде…
Аркашка выпил компот, хотел было выйти из-за стола, но, заметив мой холодно-недоумевающий взгляд, покраснел и снова уселся.
— Разрешите, я сегодня вымою посуду, мама. Вы, я думаю, утомились. Кофе я вам подам через несколько минут. К счастью, имеется лимон. Он совершенно желтый.
Парень умчался на кухню, а я завела с сестрой светский разговор.
— Да, полная перемена. Юноши уступают место женщинам и пожилым даже тогда, когда их об этом не просят. Здороваются без криков и воплей, легким жестом прикасаясь к шляпе, или полупоклоном. Помогают инвалидам переходить улицу, и вообще…
Дверь на кухню тихонько приоткрылась. Видимо, Аркашка решил прослушать лекцию о поведении современных молодых людей.
…Прошло месяца четыре. И вот, еду я однажды в метро. На одной станции входит немолодая женщина с сумкой. Тут с дальней скамьи встает юноша со словами:
— Прошу вас, садитесь.
Мать честная! Это же Аркашка!
Он заметил меня, подошел и с улыбкой сказал:
— Тетечка Лелечка, как я рад вас видеть!
— Аркадий! — сказала я. — Ты ли это?
— А что? Почему не я? — спросил он.
Мы вышли вместе, потому что он обязательно пожелал донести мою тяжелую сумку до дома.
— Соблюдаешь ингер… ландскую моду? — снисходительно заметила я.
— А что? — хихикнул он. — Разве и она уже устарела?
Я поняла, что он все знает.
— Видите ли, тетя, я не сразу догадался, что это розыгрыш. А потом вошел во вкус. Мне понравилось быть интеллигентным, корректным, почтительным и вежливым. Соблюдать дендизм и бабувизм.
Он явно смеялся надо мной.
— Приятно, когда тебя не обзывают грубияном, хамом или невежей. Приятно, когда тебя благодарят за какой-нибудь пустяк. Ну, уступишь место, поднесешь вещи, укажешь дорогу. И мне просто расхотелось хамить. И захотелось доказать вам, старшим, что можно быть культурным человеком, интеллигентом, не оглядываясь на Затанайку и прочих скандинавов. Ведь можно же, тетечка Лека?
Он нежно поцеловал меня в ухо и ушел.
— Тысяча дьяволов! Гром и молния! Каркидумаг! Харагисар! — растерянно прошептала я, глядя на его удаляющуюся стройную фигуру.
АНТОНОВ СИНДРОМ
Всю свою жизнь (а он мне ровесник) мой приятель Антон Клюквин стремился быть непохожим на других людей. Он хотел все время выделяться из толпы, обращать на себя внимание, выходить из ряда вон. Чтобы на него все время пялили глаза.
Моя тетка говорит, что Антон так и родился с синдромом исключительности. Это у него как бородавка.
Ладно. Пускай бородавка. Но ведь их теперь свободно уничтожают в Институтах красоты. Почему бы не вывести и Антошкин синдром? Тем более, что от него одни только неприятности. И самому носителю синдрома, и окружающим.
Однажды он повесил на шею два транзистора — один на спину, другой — на живот. Настроил их на разные волны, причем на всю мощь, и отправился гулять по микрорайону. За эту идею инвалид дядя Женя подшиб его костылем.
— Глупостями занимаешься, — убеждал я его, — вот и получил фингал имени Склифосовского. Правильно тебе выдал дядя Женя.
— Бог с ним, — отвечает Антон. — Зато, Аркашка, какая толпа собралась!.. Нет, Аркадий, в наше время обратить на себя внимание — это не так просто.
Другой раз он выкрасил волосы в лиловый цвет и в таком виде отправился за хлебом. Толпа была несколько поменьше, чем в первый раз, и никто Антошку не бил. Правда, кассирша сначала перепугалась, но потом все же чек ему выбила, и хлеб он купил.
Его мысль неустанно работала в поисках разных идиотских новаций. И он нашел для себя «золотую жилу» в старых дореволюционных журналах, которых у старухи соседки было великое множество. Однажды в «Синем журнале» (такой действительно, выходил) он наткнулся на фотографию артистки кабаре Изы Изабо. У нее на ноге был браслет с яшмой, а на шее — живой уж. Какой-то болван с восторгом писал, что ужа она носит в жаркую погоду для прохлады.
На другой день Аркашка вышел на улицу не в джинсах, как обычно, а в шортах. На левой ноге — ручные часы.
Надо сказать, внимание он на себя обратил. Но очень дорогой ценой. Каждый встречный-поперечный считал сбоим долгом спросить который час.