Эта больная любовь (ЛП)

У меня странное чувство, что я могу доверять Эроу. Я не знаю, что это такое. Возможно, это интуиция, но до сих пор всё, что он говорил и делал, казалось игрой, чтобы заставить меня не доверять единственным людям, которых я знаю.

Занятие длится мучительно медленно, и мне остается только гадать о том, что происходит на другой стороне здания за закрытыми дверями. После того, как занятие закончилось и студенты вышли, я как можно быстрее собираю свою сумку, мне нужно покинуть это здание, пока беспокойство о случившемся окончательно не настигло меня.

Я не хочу участвовать в том, что Эроу сделал с Джейкобом. Но я знаю, что если по какой-то случайности он всё ещё жив, я буду связана с нападением на него. Его семья слишком горда и слишком богата, чтобы оставить безнаказанным причинение вреда их ребенку, даже если его намерения были направлены на причинение вреда мне. Это отвратительно, правда.

Сэйнт отвозит меня домой, останавливаясь у обочины моего дома, когда ставит машину на стоянку. Он небрежно поворачивается ко мне, положив локоть на консоль.

— Я знаю, что это может показаться странным… — он делает паузу, и я жду, что будет дальше. — Но я хотел узнать, пойдешь ли ты со мной на губернаторский бал завтра вечером, — он прочищает горло и смотрит между нами, прежде чем его глаза медленно поднимаются к моим. — В качестве моей пары.

Моё сердце колотится в груди. Я чувствую, как что-то внутри меня хочет этого; хочет быть его спутницей и позволить ему показать мне, какой он на самом деле. Но есть и другая часть меня, которая знает, что то, что я чувствую сейчас, — это предел того, что я буду чувствовать к нему.

Я думаю об Эроу. Странно думать о своем преследователе-психопате, когда тебя приглашает на свидание парень, который действительно больше тебе подходит.

Мы с Сэйнтом происходим из похожих слоев общества. Наши семьи очень религиозны и сильно вовлечены в дела церкви, и потребность в укреплении положения наших имен никогда не была такой сильной. Мы оба трудолюбивы, о чём свидетельствует постоянное соперничество между нами в прошлом, и у нас есть реальные цели, где нам не приходится отправляться на поиски девушек, по поводу которых ещё до конца не решено, хотят ли их убить или нет, и наблюдать за ними в их комнатах поздно ночью.

Чувствуя, что меня злят эти игры разума, я быстро отвечаю: — С удовольствием.

На его лице появляется искренняя улыбка, и когда я поворачиваюсь, чтобы открыть дверь машины, он хватает меня за левую руку. Повернувшись ко мне лицом, он подносит мою руку к своим губам. Смотря на меня своими мягкими глазами, он подносит свои теплые, нежные губы к верхней части моей руки и целует мою кожу.

Я снова ощущаю трепет между бедер, и мой рот приоткрывается, втягивая воздух, когда он прижимается губами к моей руке, почти смакуя это ощущение для себя. Его глаза опускаются вниз от моих и останавливаются на моих губах.

В тот момент, когда мне кажется, что он собирается поцеловать меня, раздается громкий треск, и я резко вскрикиваю.

Подтянув руку к груди, я сворачиваюсь калачиком, когда на меня обрушивается град из острых осколков. Сэйнт прикрывает меня рукой для защиты, когда его лобовое стекло разбивается на тысячи кусочков.

Дрожа, я нахожу в себе мужество открыть глаза. На капоте его джипа лежит один кирпич, лобовое стекло осталось лишь далеким воспоминанием. Его глаза широко раскрыты и в панике смотрят на меня, он выдыхает воздух через разомкнутые губы.

— Ты в порядке? — быстро спрашивает он, сканируя моё лицо и зачесывая волосы назад за уши.

Он сдувает несколько осколков с плеча моей формы, отправляя их на пол джипа, добавляя их к коллекции, скопившейся внизу.

— Я-я в порядке, — заикаюсь я, мои руки дрожат.

Когда мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на разбитое стекло, я замечаю тень позади него.

И именно там он и стоит, со стороны водительского сидения, в своих чёрных грязных джинсах и испачканной грязью толстовке, с лыжной маской, прикрывающей его наклонённую голову. Он качает мне головой, прежде чем исчезнуть за джипом.

Сэйнт смотрит вперед, его взгляд останавливается на кирпиче, разбившем лобовое стекло. Он тянется к нему, предплечье парня усеяно крошечными порезами, когда он берет кирпич в ладонь. Подносит его к лицу, его глаза сужаются, когда он, кажется, читает что-то на поверхности. Посмотрев на меня сквозь нахмуренные брови, он сглатывает.

— Что? — спрашиваю я в панике. — Что там написано?

— Ничего. Ничего, — он прижимает его к себе, открывает дверь джипа и выходит на улицу. — Глупые дети, — бормочет он себе под нос.

Подойдя к пассажирской стороне, он открывает дверь, кирпича у него уже не было, и протягивает мне руку.

— Пойдем, я провожу тебя до двери, — ласково говорит он, его челюсть сжимается, а сузившиеся глаза защитно сканируют улицу.