Эта черная, черная смерть

– Я разделяю ваши чувства, но мы – китайцы, привыкли больше держаться своего. Быть современной китайской девушкой в Гонконге не так-то просто. Среди китайцев все еще бытует множество предрассудков в отношении иностранцев. Многие до сих пор называют европейцев «дикими иноземными дьяволами». Причем эти предрассудки распространены даже в среде образованных людей. Женщинам моего круга приходится делать жесткий выбор: заводя дружбу с иностранцами, они становятся как бы оскверненными в глазах многих китайцев. Свое решение я приняла рано – первым мужчиной, ухаживания которого я приняла, был англичанин. Потом я всегда себя чувствовала немного не в своей тарелке. – Она улыбнулась. – Но с вами, Колин, все совсем по-другому. Когда мы были вечером в ресторане и вы заговорили с официантом по-китайски, я заметила в его глазах уважение и почувствовала гордость за вас. Я хочу сказать, что с вами мне как-то удалось преодолеть эту мою обычную раздвоенность. Я себя очень хорошо чувствую в вашей компании. Мне часто приходится изображать из себя куклу с фарфоровым личиком, некоторые мои знакомые удивляются, что я не выказываю никаких чувств по поводу того, что со мной случилось. Они не понимают, как я могу оставаться в доме, где была убита вся моя семья. Они не понимают, что я просто не могу отсюда уехать, потому что здесь все еще витает дух моих близких, и он будет оставаться здесь ровно до тех пор, пока я отсюда не уеду куда-нибудь очень далеко. Но внутри меня бушует буря чувств. Я любила свою семью и чувствую себя так, как будто у меня отняли часть моего сердца. Я просто не могу выразить словами, что для меня значит ваша поддержка и дружба.

Они перешли в гостиную. Оттуда Чапмэн позвонил на работу и спросил, не отменена ли еще общая тревога. Ему ответили, что положение остается прежним, потому что рано утром в порт должен войти океанский лайнер, совершающий кругосветное путешествие, и руководство сил безопасности полагает, что именно он может стать объектом нападения террористов.

Они сели на банкетку и стали смотреть новости Си-эн-эн. После краткой сводки мировых катастроф Люси поставила классическую музыку, которая, как она знала, очень ему нравилась. Когда отзвучал ноктюрн Шопена, ее голова покоилась на плече Колина, и впервые за долгое время она ощутила, что страшное умственное и эмоциональное напряжение последних дней начинает спадать.

Она подняла голову и приникла к его губам. В голову ей пришла мысль о том, что хотя Колин мог прочесть и написать восемьдесят тысяч китайских иероглифов, целоваться он не умеет. Но его неловкость лишь обострила чувства Люси. Через какое-то мгновенье она отстранилась от него и, чтобы как-то разрядить обстановку, похвалила его одеколон.

Чапмэн выглядел слегка смущенным.

– Это лосьон после бритья. Я редко им пользуюсь.

– У него чудесный аромат. Что это?

– Джанни Версаче.

– Да? Но это очень дорогая фирма… Наверное, подарок от твоей девушки?

– Да нет, как бы тебе объяснить… На самом деле у меня очень давно не было никакой девушки.

Она погладила его рукой по щеке и улыбнулась.

– Ты его себе сам купил?

– Да.

– И когда это было?

– Ну… сегодня днем.

Она рассмеялась – не над ним, а вместе с ним.

– Ты знал, что все так будет?

– Нет, как-то не думал об этом… Давай считать, что так просто случилось. Я надушился Версаче, а ты поставила ноктюрны Шопена, которые всегда настраивают меня на романтический лад.

Они перешли в спальню. Колин уставился на кровать, и Люси объяснила, что постель служила нескольким поколениям ее предков. Это было массивное сооружение для курильщиков опиума с резными украшениями по красному и черному дереву. Она рассказала, что кровать так тяжела, что, когда двадцать лет назад ее вносили в дом, пришлось ее сначала разобрать, а потом – уже внутри – собрать заново.

Когда они раздели друг друга, Колин спросил:

– А опиум мы курить будем?

– Конечно, нет. Прежде всего, я бы никогда не предложила опиум старшему инспектору полиции, а кроме того, он ослабляет мужскую силу.

* * *

В искусстве любви Люси, несомненно, превосходила Колина. Его глаза и руки, постепенно спускаясь все ниже, ласкали ее стройное тело, в молчаливом изумлении, пока не дошли до тонкой полосы шелковистых волос, ведущей вглубь ее бедер. Она мягко направляла его голову именно в том направлении, как бы подталкивая его губы к поцелую. Тело Колина изнывало от нетерпения. Он быстро и прерывисто дышал. Она скользнула под него, направила его в себя, и уже через несколько минут он глубоко вздохнул, освободившись от переполнявшего его желания.

Она не была раздосадована. Женское чутье подсказывало ей, что он давно не был с женщиной – несколько недель или даже месяцев. Колин, наоборот, страшно расстроился. Она смогла найти нужные слова, чтобы успокоить и подбодрить его, потом выскользнула из кровати, прошла в ванную, включила горячую воду, смочила ею небольшое полотенце, вернулась в спальню и аккуратно протерла им у него в паху.

Они лежали рядом, и когда она уже почти заснула, он прошептал ей в ухо на кантонском диалекте:

– Я люблю тебя…