Эта девушка

Мы сидим в обнимку и слушаем дальнейшие выступления. Она смеется, плачет, вздыхает, морщится от боли, словно проживая каждое выступление вместе с автором. Когда на сцену выходит последний участник первого раунда, я понимаю, что опоздал. Я хотел рассказать ей все до того, как дело примет серьезный оборот, но совершенно не ожидал, что это случится так скоро… Я зашел слишком далеко, и пути к отступлению отрезаны: я влюблен по уши.

Продолжая смотреть на сцену, я краем глаза слежу за Лейк, внимательно наблюдающую за тем, как выступающий настраивает микрофон. Затаив дыхание, она ждет начала выступления.

– Стихотворение называется «Очень длинное стихотворение», – объявляет поэт. Лейк смеется и подается вперед.

Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
Люди не любят говорить о смерти, потому что
им становится грустно.

Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
все, кого они любили, немного погорюют,
но будут продолжать дышать.

Они не хотят думать о том, что жизнь будет
продолжаться без них,
их дети будут расти,
заключать браки,
стареть…

Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
их вещи продадут,
на медицинской карте поставят штамп «Завершено».
Их имена станут лишь воспоминанием для всех,
кого они знают.
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них, поэтому не принимают смерть
заранее, предпочитая избегать этой темы,
надеясь и молясь о том, что она непостижимым
образом…
минует их.
Забудет о них,
пройдет мимо и заберет следующего в очереди.

Нет, они не хотели представлять себе, как жизнь будет
продолжаться…
без них.
Но смерть
никого
не забывает.
Поэтому они столкнулись лоб в лоб со смертью,
скрывавшейся под личиной автопоезда
в клубах тумана.
Нет.

Смерть не забыла о них.

Если бы они только успели подготовиться, принять
неизбежное, построить свои планы, понимая, что
на кону не только их жизнь.

По закону в девятнадцать лет меня могли считать
взрослым человеком, но
я чувствовал себя всего лишь
девятнадцатилетним.

И был совершенно не готов,
ошеломлен
тем, что в моих руках оказалась жизнь семилетнего
ребенка.

Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.

* * *

Участник отходит от микрофона. Лейк смахивает еще одну слезинку и начинает аплодировать вместе со всеми. Ее полностью захватило происходящее. Когда она наконец снова прижимается ко мне, я беру ее за руку. Мы провели здесь уже два часа. Она наверняка устала, ведь неделя у нее выдалась непростая. Да и сам я обычно до конца не остаюсь, потому что в пятницу нужно идти на работу.

Я уже собираюсь встать, чтобы вывести ее из кабинки, и тут ведущий последний раз вызывает на сцену желающих. Лейк поворачивается ко мне, и я сразу понимаю, что у нее на уме.

– Нет, так нельзя! – заявляет она. – Как ты можешь привести меня сюда и не выступить?! Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!

Я совершенно не собирался выступать. Вообще не собирался. Но, господи, как же она на меня смотрит! Поняв, что все равно не смогу ей отказать, я сдаюсь. Этим глазам не скажешь «нет». Я со смехом откидываюсь на спинку дивана:

– Лейк, ты меня убиваешь! Говорю же, у меня пока нет ничего нового!

– Ну, прочитай что-нибудь старое! Или народу слишком много и ты боишься?

Она не знает, что я выступаю очень часто и уже привык. Для меня это так же естественно, как дышать. Я не нервничаю перед выходом на сцену уже пять лет – с тех пор, как вышел на нее в первый раз.

По крайней мере, не нервничал до сегодняшнего дня.

Я наклоняюсь к ней и смотрю прямо в глаза:

– Не боюсь… Но в зале есть одна девушка…