Эта горькая сладкая месть

В 1959 году Екатерине Михайловне только-только исполнилось двадцать. Девушка училась в медицинском училище и подрабатывала нянечкой. День 16 марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробку увидела сразу, как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-то подсунул котят.

– Чуть не умерла, сняв крышку, – делилась воспоминаниями Краснова, – только приподняла картонку, а младенец как заверещит! Ужас! Такая хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи.

– Почему решили, что мать состоятельная?

– Ну, – замялась медсестра, – коробка из-под магнитофона…

– Вы сразу поняли, что это упаковка от дорогостоящего прибора? Владеете немецким и прочитали надписи?

– Нет, – покраснела Краснова, – потом милиционеры сказали.

– Тогда что навело на мысль о благополучии роженицы? – вцепилась я мертвой хваткой в свидетельницу. Ох, чует мое сердце – тетка что-то скрывает!

– Полотенчико новое совсем, кто же такое выбросит! – вяло отбивалась медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решила не отступать.

– Прямо так сразу и заметили качество полотенца? Не разворачивая?

Краснова замолчала, кусая губы. Видно было, что медсестра не хочет говорить дальше.

– Екатерина Михайловна, я всего лишь адвокат, который пытается установить истину. Разговор с вами ведем с глазу на глаз, никто ничего не узнает. Но мне кажется, что вы скрываете информацию. Не хотите рассказывать – не надо. Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами из уголовного розыска, которые занимаются делом Виноградовой. Тогда придется давать показания официально, с оформлением протокола. Это неприятно, тем более если есть что скрывать. И еще – тем, кто помогает следствию, выдают денежную премию.

Я достала из кошелька сто долларов и положила на стол. В глазах собеседницы отразилось колебание. Она поглядела на приятную бумажку и решилась.

– Все так давно происходило, меня не должны наказывать!

– Конечно, за сорок лет истекли все сроки давности, наказания не будет.

– Ладно, – вздохнула Краснова и принялась каяться.

В восемь утра в Доме малютки работала только одна дежурная санитарка. Врачи и воспитатели приходили к половине девятого. Девушка втащила находку в кабинет и распеленала младенца. На шейке ребенка болталась красивая необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежал конверт с деньгами. Екатерина Михайловна пересчитала купюры – ровно тысяча. Огромная для 1959 года сумма. Зарплата санитарки в то время составляла 50 рублей в месяц. Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой.

Я возмутилась:

– Оставили бы хоть крестик, по нему, возможно, могли бы отыскать мать!

Екатерина Михайловна вздохнула.

– А зачем ее искать? Сама решила от младенца избавиться. А на цепочке никаких знаков, смотрите.

Краснова сняла с шеи тоненькую золотую ниточку. Действительно, оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотной стороне буква В и дата – 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себя на шее красивую золотую цепочку с кулоном и предложила:

– Давайте поменяемся. Глядите – моя толще вашей и длинней, вот проба.

Медсестра ловко схватила украшение и сунула в карман. Больше она не сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моему уходу.

Жара стояла немыслимая. Небо затянули серые облака, но дождь никак не начинался. Асфальт плавился под ногами, от шоссе поднимался бензиновый смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам. Может, позвонить Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями!

– Деточка, – укоризненно сказала Виолетта, – вызываю, вызываю, и все без ответа! Куда подевались?

– Простите, сидела в библиотеке, а там велят пейджер выключать.

– В такую жару и работаете! – восхитилась профессорша. – Впрочем, Альберт Владимирович тоже за столом и ждет вас.

Шлепая пятками о скользкие босоножки, я поползла искать такси.

– Милочка, – заявила Виолетта, увидав мое красное и потное лицо, – сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду. Предпочтительно “Веру”, без газа. Ее такими упаковками продают, по восемь бутылок.

Когда я перла прозрачные бутылки, ноша казалась почти неподъемной. На крыльце столкнулась с

Димой.

– Здравствуйте, – неожиданно приветливо сказал обжора и отобрал тяжеленную упаковку. Ощутив легкость в руках, я невольно прониклась к парню добрыми чувствами. Может, и не такой противный!

Дима легко внес эту самую “Веру” в холл, и я смогла наконец перевести дух. В квартире Павловских стоял прохладный полумрак. У Виолетты Сергеевны голова обвязана полотняной повязкой.

– Ужасная мигрень, – сообщила старушка, – как только люди при такой погоде на улицу высовываются. Дашенька, поделитесь секретом жароустойчивости.

Я пошевелила лопатками и почувствовала, как тонкая маечка отлипает от потной спины. Ни за что бы не поехала к тебе, любезная бабуля, но ведь кто-то должен доставить академику минералку.