Ближе к обеду они сложили корзинку для пикника и долго бродили по полям, пока нашли тенистую лужайку под раскидистым старым дубом и расстелили под ним шерстяное одеяло.
Теплый тихий полдень располагал к еде и сладкому сну, как, впрочем, и еще к некоторым другим занятиям.
— А ты просто мастер на все руки, — заметила она в один прекрасный момент.
— Да, я талантлив, — хвастливо откликнулся Рори.
— Я имею в виду — буквально «на все руки».
— М-м-м-м. А знаешь, у тебя есть кое-что просто фантастическое. Это… — начал было он, но девушка торопливо договорила:
— Знаю-знаю, шоколадное пирожное на десерт!
— Ага, ты покраснела. В наше время это уже утерянное свойство, — рассмеялся Рори.
— Как видишь, у меня еще немного осталось, — сказала она.
— Ну, что ж, тебе идет, — заявил Рори, не сводя с нее восхищенного взгляда.
— Возьми пирожное, — предложила Бэннер, протягивая ему завернутое в салфетку пирожное с шоколадным кремом.
— Я лучше возьму тебя, — произнес он, придвигаясь к ней поближе.
— Прямо здесь, на поляне? — вежливо поинтересовалась она.
— На одеяле. Мы исполним языческий обряд — ну, как звучит, а? — рассмеялся он.
— Возвышенно. — Она кивнула с серьезным видом.
— Ну, и?.. — Он явно ждал сигнала к действиям.
— И… мне кажется, что лучше будет положить пирожное обратно в корзину… — прошептала она в ответ.
Бэннер казалось, что за прошедшие две недели она должна была бы привыкнуть к его прикосновениям, но она обнаружила разницу между прикосновениями любовника и человека, который хочет быть любимым.
В нем проснулась какая-то новая нежность, Бэннер завладела всеми его помыслами, она очаровала его — и он поддался ее очарованию. Каждое прикосновение, каждый взгляд были наполнены обещаниями райского блаженства. А легкие, игривые беседы только подчеркивали глубину и силу взаимных чувств, вместо того чтобы скрывать их.
— Ты знаешь, что у меня все внутри сжимается, когда ты мне улыбаешься? — спрашивал он.
— Я возьму это на заметку, — отвечала Бэннер.
— И что мое сердце бьется, как выброшенная на берег рыба? — говорил он.
— Очень интересно, — улыбалась она.
— И что у меня перехватывает дыхание? — продолжал он.
— Рори, может, тебе стоит обратиться к врачу? — притворно беспокоилась она.
— Эту болезнь не вылечишь, миледи, — грустно отвечал он.
— Ты знаешь, медицина шагнула далеко вперед, — подбадривала его Бэннер.
— Только не в моем случае, — качал он головой. — Если уж врачи до сих пор не научились лечить обыкновенную простуду, то любовную лихорадку они и подавно не вылечат.
— Ну тогда, может быть, тебе пропишут уколы и хотя бы облегчат страдания? — подсказывала она.
— Думаю, я сам как-нибудь перетерплю, — мужественно отвечал он.
— Мой герой, — восторгалась она.
— Твой герой проголодался. — Проза жизни явно брала верх над сантиментами.
— Надо было съесть пирожное, — укоризненно заметила она.
— С тех пор прошла уже целая вечность. Неудивительно, что я умираю с голоду, — капризным тоном жаловался он.
— Но еще рано обедать, — не отступала она.
— Давай совершим набег на кухню, — предложил он.
— Если ты меня любишь, то не будешь раздражать кухарку, — заявила она. — Ей вот-вот исполнится шестьдесят один год. Она заслужила, чтобы ее пожалели.
— Нет человека, который любил бы сильней, чем я! — воскликнул он. — Я готов на любые жертвы!
— Очень хорошо, — похвалила его Бэннер.
— Я тихонько прокрадусь на кухню… — мечтал он, шепча себе под нос.
Они проводили ночи в ее маленьком коттедже — теплые, волшебные ночи, полные любви и возрастающего желания. Обычно Рори просыпался первым, но в это утро, проснувшись, он увидел Бэннер, которая сидела, прислонившись к медной спинке кровати, с блокнотом на коленях.
— Что это ты делаешь? — сонно спросил он.
Она долго не отвечала, только угольный карандаш у нее в руках порхал по бумаге. Затем она с улыбкой подняла глаза, засунула карандаш за ухо и повернула блокнот так, чтобы он видел рисунок.
— Рисую тебя, — заявила она.
Буквально несколькими плавными линиями с чуть обозначенными тенями она изобразила Рори — он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Простыня едва прикрывала его бедра, а солнечный свет рисовал на его загорелом теле причудливые узоры из бликов и теней.
Рори долго рассматривал набросок, постепенно просыпаясь. Сначала его изумило то, что она смогла создать столь точный портрет с помощью нескольких линий и штрихов. А потом его сильнее, чем прежде, поразило необыкновенное сходство между ним, Рори Стюартом, и вымышленным Джентльменом с Юга.
— Это я? — наконец нерешительно спросил он, понимая, что на рисунке его лицо много выразительнее, чем в действительности.
— Да, ты, — ответила Бэннер. — Когда ты спишь, ты такой беззащитный.
Он с любопытством взглянул на нее.
— И поэтому ты решила меня нарисовать? — поинтересовался он.
— Надеюсь, ты не против? — извиняющимся тоном проговорила она.
Он немного подумал, прежде чем ответить: