Эта любовь

Я слышу, как вы смеетесь, и мы начинаем смеяться вместе, together, да, мы хохочем над этой шуткой, вы — мертвы, а я вам пишу об этом, это я-то — пишу! Мы многое повидали, но такое! Мы хохочем.

Итак, это не все. Нет. Я рядом с вами. Видите. Я пишу. Я в Париже. Сейчас весна 1999 года. Я думаю о вас. Я не знаю, что делать. Что делать, чтобы не думать. Как идиот, без мыслей, печатая на пишущей машинке «Оливетти» с белым корпусом и черными клавишами, занимаясь тем, чем вы занимались всю свою жизнь. Я продолжаю говорить вам: это не все, нет, потому что я здесь, потому что я не перестаю быть с вами, я никогда, никогда не забуду вас.

Вы говорите: прекратите, бросьте этот припев. Вы знаете, что мы ничего не знаем, мы не знаем, что пишем, мы не знаем, что делаем, любим ли мы друг друга, любим ли мы, любите ли вы меня, скажите это мне еще раз, любите ли вы меня, скажите?

Я отвечаю: больше всего на свете.

Еще больше.

Да. И я хотел бы быть как вы, я хотел бы быть на вашем месте, приехать сюда в первый раз, на эти острова, видите. Я хотел бы быть здесь, ждать, когда вы начнете произносить эти слова, откуда они приходят? Написанные слова. Напечатанные слова, которые я могу перечитывать еще и еще, прекрасные слова, которые я могу читать первым, я и потом все другие читатели всего мира. Вы здесь, здесь все молодые читатели, они читают, наедине с самими собой и вместе с нами, все слова этой истории, нашей истории, истории, которая не кончается, которая началась, когда я прочитал «Лошадок», с того дня, когда я написал вам на улицу Сен-Бенуа, с того дня, когда вы открыли мне дверь, с первого поцелуя лета 80-го, первой ночи, первой улыбки утром, первого скандала, первой книги. Вся жизнь день за днем, вплоть до тоски и пустоты.

А вы, вы больше не можете, все кончено, я умру, пойдемте со мной, что вы будете делать один, без меня? Давайте, пойдемте.

Я не пошел, вы умерли 3 марта 1996 года в 8 часов 15 минут утра, в вашей постели, на улице Сен-Бенуа. Я не пошел с вами. Я вас оставил. Вы умерли. Не я. Я остался здесь и снова пишу вам.

Это заставляет вас улыбаться: за кого он себя принимает? За писателя? Ну знаете! Вы смеетесь. Вы говорите: вам только это и остается — писать, все что угодно, у вас есть прекрасный сюжет, бесценный сюжет, это я вам говорю, давайте, хватит строить из себя умника, пишите, не стоит вам убивать себя, не будьте идиотом.

А что за сюжет?

И вот вы улыбаетесь. Ваше лицо становится лицом ребенка, ребенка, который, оставаясь невинным, обладает удивительным знанием. Улыбаясь, сияя, улыбаясь всей душой, всем сердцем, вы говорите: сюжет — это я.

Вот так. Я слушаюсь. Снова. Опять. Я пишу вам. И я пишу, следуя тому, что вы говорили. Это не все, я здесь, я не умер, я не последовал за вами туда, где вы сейчас, и тем не менее я думаю о вас, все время, каждый день, и я делаю то, что вы сказали: пишу.