Эта ложь убьет тебя

– Кто мог это написать? – спросила Джунипер, разглядывая кожу Гэвина. Ее ободрило то, что его грудная клетка время от времени поднималась и опускалась, как тогда, когда она проверяла его жизненные функции в столовой. И все же нужно поднять его с пола. Нужно вынести его из этого дома, подальше от всех этих ужасов.

От опасности.

Но часть мозга Джунипер хотела понять, здесь и сейчас. Может быть, часть человеческого мозга дала сбой, из-за этого убивают хорошеньких девушек в фильмах ужасов. «Не может все быть так плохо, как ты думаешь», – говорил мозг, и иногда это было к лучшему. Это помогало сохранить спокойствие в опасных ситуациях. Позволяло спланировать следующий шаг. А в других случаях это приковывало к месту, и этого времени как раз хватало, чтобы убийца подкрался сзади, и как только человек поворачивался, в его грудь вонзался кинжал.

В тот момент одна фраза удерживала Джунипер на месте, ее глаза прищуривались все больше, но не фокусировались на словах. «Белая шваль?» – спросила она, поворачивая руку Гэвина, будто это голограмма. Будто, если повернуть ее на два дюйма влево, эти слова превратятся во что-то имеющее смысл.

За ее спиной Паркер фыркнул.

– Как он может быть «белой швалью»? Этот болван – азиат.

– Золотая звезда, Паркер, – пробормотала Руби, тряхнув головой. – Ты это все придумал сам?

И все-таки она щурила глаза, как и Джунипер, глядя на эти слова, будто в них было что-то зашифровано. Теперь, когда девочки обнаружили слова «белая шваль», они нашли и другие слова, которые заставляли усомниться в здравом уме вандала. «Извращенец» было вписано в сгиб локтя Гэвина большими, размашистыми буквами. Джунипер не могла понять его смысл. И только когда она посмотрела на Брета, у нее сильно забилось сердце. Конечно, оно практически перестало биться, когда она подумала, что Гэвина разукрасили надрезами, как индюшку в День благодарения, и она снова воспрянула духом, когда поняла, что это не так. Но теперь, видя понимание в глазах Брета, она ощутила, что вся кровь в ее теле прилила к сердцу.

– Что? – спросила она, глядя Брету в глаза.

– Я… я это уже видел, – произнес он, пятясь назад. На минуту ей показалось, что он может, вот так, пятясь, выйти из дома, так и не развернувшись. И содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если кто-нибудь подойдет к нему сзади раньше, чем он доберется до своего автомобиля. Кто-нибудь, кто решит, что маркера недостаточно.

– В прошлом году, – сказал ей Брет, – на рождественской вечеринке у Далии Кейн, я нашел того мальчика, лежащего без сознания у бассейна, и он весь был покрыт надписями.

«Того мальчика», – подумала Джунипер, будто Брет мог забыть его имя, будто оно не врезалось им всем в память. Врезалось так, как, по ее недавнему мнению, эти слова в кожу Гэвина.

– Кто-то написал на нем «белая шваль»? – спросила Джунипер и снова посмотрела на Гэвина. Краешком глаза она заметила, как Брет бросил взгляд на Паркера. Паркер кивнул, едва заметно.

– Да, – подтвердил Брет, а потом, все еще глядя на Паркера, прибавил: – Это написал Гэвин.

Джунипер резко вскинула голову.

– Что? Нет, не может быть.

Брет и Паркер кивнули.

– Нет, Гэвин этого бы не сделал. Вы его оговариваете. – И все же, уже произнося эти слова, она поняла, как нелогично это звучит. Так же нелогично, как и то, что кто-то написал «белая шваль» на Гэвине. Так же нелогично, как подвергаться преследованию привидений. – Не могли бы вы все отойти? Мне нужно проверить его жизненно важные органы…

– Нет, – крикнула Руби, и ее голос всех испугал. – Разве вы не понимаете, что происходит? Он придет за нами.

– Кто? – спросил Брет, он вынуждал ее назвать имя этого мальчика. Но Руби слишком боялась это признать, слишком боялась выкопать тайну, которую они похоронили вместе с телом, так сильно обгоревшим, что его пришлось опознавать по зубам.

Паркер не боялся. Может быть, он просто не желал допустить, что этот мальчик вернулся за ними. Или, возможно, он прожил всю жизнь, не испытав возмездия за свои проступки, и поэтому не понимал, что на них надвигается. Так или иначе, Джунипер видела, как Руби зажмурилась, когда это имя слетело с его губ. Его следовало произносить шепотом, как тайну, но Паркер выплюнул его, как проклятие: «Шейн Феррик».

12 Дикий ребенок

В день их приезда на Фоллен Оукс обрушилась буря. Двери школы дребезжали, и ветка дуба разбила окно во время урока по углубленному изучению биологии. Затем туман рассеялся и из него вышли два незнакомых человека. Тощие ноги и потрепанная одежда. Бледная кожа и иссиня-черные волосы.

В десять часов, третьего декабря, они вошли в огромную красную дверь школы и принесли с собой дождь. Все повернулись и уставились на них. И нельзя было их винить, правда; Феррики завораживали. Словно они были призраками, проскользнувшими на время в мир смертных, а потом превратившимися в пар.

А после – в ветер.