Эта, на секундочку, вечность

Важный Максик медленно шёл по коридору перед Тасей, не давая себя обойти. Он натурально считал себя хозяином квартиры, и ревностно следил, чтобы всё делалось исключительно с его соизволения: если он идёт по коридору с чувством собственного достоинства, то и ты не спеши. Тася семенила следом в ожидани, когда кот прошествует мимо поворота на кухню, и уже собралась свернуть в сторону своего отчаянно кипящего и свистящего чайника, но тут Максик вдруг – бац! – мягко завалился набок, превратившись в полосатый коврик на пороге кухни. Толстенький, надо сказать, коврик, прямо-таки меховой мешочек с барахлишком, оставленный рассеянным франтом… Тасе пришлось перешагнуть его осторожно: чуть-чуть не рассчитаешь, прищемишь тапком краешек хвоста или ещё что-нибудь важное, и тут же острющие когти и зубы вцепятся тебе в лодыжку, покажут, кто здесь главный, а кто должен смотреть под ноги!

Наконец, Тася преодолела кота и выключила чайник.

Заварив себе кофе и соорудив бутерброд с маслом и сыром, она возвратилась в комнату, к телевизору, по которому показывали затяжной новостной сериал под общим названием «В мире нынче неспокойно».

10

И вдруг, подняв голову, Тася чётко увидела тот самый розоватый дымок над выключателем. Рука с бутербродом застыла по дороге в рот.

«Так… теперь осторожно…»

Тася аккуратно положила бутерброд, не сводя взгляда с выключателя.

«Главное, не вспугнуть…Подходить осторожненько… Ой!.. Возвращаться как?! Окно, окно открыть…»

Она подходит к выключателю и вдыхает воздух, закрывает и открывает глаза… И вновь видит чужие обои в мелкий цветочек. И чувствует лопатками, что на неё кто-то смотрит. Тася оборачивается. Девочка лет пяти с тёмно-каштановой шапкой вьющихся мелким бесом волос глядит на неё чёрными круглыми глазами, держась тоненькими пальчиками за косяк…

– Лола! Не мешай, иди сюда! – доносится с кухни, и девочка мгновенно исчезает.

У Таси возникает желание посмотреть, куда она пошла… неужели в её комнату? Но она быстро вспоминает про бабушку и нажимает на выключатель. Свет гаснет. Причём весь. Странно, ведь в коридор должен пробиваться свет из комнаты и кухни…

Тася включает свет.

Ну вот, она уже тут… Вернее, там… Вернее, вообще неизвестно, где…

А с кухни тянет… опять чем-то вкусненьким.

– Ну, здравствуй, Тася, вовремя заглянула! – слышит она знакомый голос, входит на кухню, видит бабушку, хлопочущую у плиты, – гренки будешь?

– Буду, – автоматически говорит Тася, и спохватывается, что надо было бы и ей что-нибудь с собой принести.

– Ну, проходи, садись…– бабушка кладёт на блюдце кусочек чёрного хлеба, обжаренного в масле, наливает чай. Так вот он чей, Тасин чайник со свистком, который она нашла в тумбочке на балконе.

– Симону видела?

– Нет…

– Куда ж она подевалась-то? У тебя время есть?

– Н-не знаю… наверное, есть…

– Вот и хорошо.

Тася аккуратно присаживается за стол, точь-в-точь такой, какой стоит у неё на кухне.

– А вы правда моя прабабушка?

– Ну конечно же, иначе зачем бы нам встречаться?

– Не знаю… просто всё так странно… А почему я никогда о вас не слышала?

– Совсем-совсем не слышала?

– Совсем.

– Это, наверное, к лучшему… А то бы они такого про меня наговорили…

– Кто?

– Ну, бабушка твоя, например.

– Баба Вера? Она очень хорошая, она ни про кого не говорит плохо.

– Да, повезло тебе с бабушкой.

– А почему вы с ней расстались?

– Это долгая история… Она была очень способная, поехала в Москву учиться, поступила в институт…

– И что потом?

– Потом… познакомилась там с каким-то корейцем. Говорила, учёный, приехал для обмена опытом. Ну и обменялся с ней… этим самым, опытом. Она же дурочка была молоденькая, влюбилась в него… А он – поматросил, да и бросил её. Уехал в свою Корею. К жене и детишкам.

– А почему вы не разрешили ей вернуться?

– Я не разрешила?! – бабушка удивлённо смотрит на неё, – Ну, не разрешила… – вздыхает, – А ты откуда знаешь?

– Я… читала письма.

– Эх, сколько раз собиралась их выбросить… да рука не поднялась. Значит, ты нашла письма?

– Да.

Повисло тягостное молчание. Потом бабушка Рина спросила:

– Я ужасно поступила, да?

– Не знаю…

– Я знаю – выглядит ужасно. Тяжко ей пришлось. Я помогала, как могла… Но она сама так решила. И ведь выкрутилась?

– Да.

– Она жива ещё? Ну, в твоём времени она жива?

– Да.

– Это хорошо… Ты понимаешь, тут же нас все знают… знали… Как людям в глаза смотреть, если девка «нагуляла»? Да ещё кого! Китайчонка эдакого! – старушка всё больше распалялась, пытаясь оправдаться.

– Кореянку, – поправила её Тася, – притом наполовину русскую.

– Какая разница?! По лицу-то сразу видно!

– Ну и что? – спросила Тася, чьё лицо не сильно отличалось от маминого.

– То, что позор это, позор на весь город.

– Моя мама очень хорошая. И я рада, что бабушка не сделала аборт, – сказала Тася, – ведь тогда и меня не было бы.

– В Москве к этому совсем другое отношение. Там все гуляют, с кем хотят… и никто не обращает внимания… а ведь это разврат!

– Баба Рина, а сейчас?.. Что бы вы сказали моей бабушке сейчас?

– Сейчас? Сейчас уже ничего не изменишь. Она не хочет меня знать. Она вычеркнула меня из своей жизни.

– Но ведь вы первая начали…