Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz

«Так, двинули они сегодня шлюпку значительно…, Сашка опять не брился…, облака над водой какие-то нехорошие с запада, завтра у них там будет дождь – надо предупредить».

Два письма в электронной почте.

Сашка, как у них всегда и получалось в трудные минуты, пытался в своём послании шутить, но в каждом небрежно-забавном мальчишеском слове – тревога.

«Милый мой пацан!».

Ализе написала на английском. О том, что ждёт возвращения его, Глеба, как можно скорей.

Луна, светлая серебряная луна. Из-под дальнего берегового откоса только что подала рассветный голос первая птица. Упало в саду яблоко. Никого…

Мысли уже не были похожи на толстый и беспорядочный шелест книжных страниц, который беспокоил его с самого начала их вечернего разговора.

Сейчас хотелось просто медленно поднимать ресницы и улыбаться.

Перевернувшись и положив подбородок на кулаки, Глеб молча смотрел на Ингу.

В слабом ночном свете она стояла у распахнутого окна, не оборачиваясь к нему и тоже не произнося ни слова. Сквозь густые прозрачные волосы дробились уже разбитые дальними яблоневыми ветками лучики лунного света.

Он тихо тронул рукой её обнажённую спину.

– Ты чего?

Заблестев ласковыми глазами и сложив руки у шеи, Инга повернула голову.

– Где крылья, которые я любил…

– Чего ты, крылья у меня ещё не выросли!

Инга засмеялась громче.

– Их уже нет, глупая…

– Пододвинься.

Одной рукой она приподняла к груди край простыни и села на кровать совсем рядом с ним.

– Лучше ты посмотри на меня, как всегда глядел. Дай хоть тебя запомнить. Ну, ну же, не опускай голову, не прячься! Почему сегодня не хочешь на меня глядеть, а?!

– На то оно и утро, чтобы люди не смотрели в глаза друг другу.

– Тебе было сегодня плохо?

– Говорю же – глупая…

Не глядя на Ингу и не поднимаясь от подушки, Глеб протянул вперёд раскрытые ладони…

День 5. Пятница Опять кружевной передник. Счёт 9:11:10. Неповиновение

Проснувшихся в саду птиц стало уже много, а машины шумели по близкому шоссе всё ещё не очень назойливо.

– И сейчас ты опять исчезнешь…

В ответ Глеб смеялся одними глазами.

– Но я же возвращаюсь!

– Не очень часто.… И не навсегда.

С привычным уютом присев на низком диванчике перед стенным зеркалом, Инга принялась внимательно расчёсываться большим гребнем.

– Одиноко тебе, Глеб Никитин, будет. Может и сила в тебе такая есть, что с людьми ты так можешь. А нужно ли? Что молчишь?

Она ловко перехватила роскошные волосы красной лентой и покосилась в сторону кровати.

– Неужели никто и никогда не увидит, как ты плачешь?

– Последний раз… – Инга вздрогнула, услышав в ответ совсем не мягкий, не утренний, а глубокий и жёсткий, давно уже очень знакомый, голос. – Последний раз мне было горько до слёз в юности, таким же ранним утром, под далёкими Чебоксарами.

Капитан Глеб затянул на поясе ремень и набросил на загорелые плечи почти высохшую на ночном ветерке выстиранную рубашку.

– Польёшь?

Обняв и тёплый розовый халат, и дрожащие ладони, он коротко поцеловал Ингу в висок.

– Как тогда, в городе, в твоём саду, помнишь?!

Они хохотали и после того, как Инга вылила на него два полных ведёрка, зачерпнув воду прямо из реки, с береговых мостков, и когда вместе, дурачась, они принялись жарить яичницу.

Глеб рубил крупно лук на столе, а Инга управлялась с большой чугунной сковородой, ловко пристраивая её на дровяной уличной плите под навесом.

– Сколько раз, когда казалось, что я ухватил в жизни синюю птицу за хвост, она оборачивалась ко мне с милым таким оскалом…

Не вытирая рук, Глеб подбросил в огонь несколько коротких берёзовых поленьев.

– Была пора – я рвался в первый ряд – и это всё от недопониманья!

Со счастливой улыбкой Инга изумилась.

Ей уже приходилось наблюдать яростный характер Глеба в общении с другими мужиками и нежный…, да, уж, конечно, правильно – нежный, когда он беседовал с женщинами, но никогда раньше она не слышала, чтобы он пробовал что-то напевать!

Она откинула запястьем волосы со лба.

– Током ты ещё тогда бился. Когда прикасался ко мне.… Помнишь?

– Я помню всё. И рад за тебя.

Глеб спрятал испачканные руки за спину и, потянувшись, поцеловал мягкий завиток на шее Инги.

– Пойми меня и ты. Уверен, что мне будет очень хорошо у твоего абажура, но стану ли я на этом берегу окончательно и бесповоротно счастливым? Конечно, ходики и чайник со свистком – это приятно и славно, но…

Якоря всегда были символами мёртвой, тихой воды и поэтому они мне противны. Ты хочешь, чтобы я стал скучным и нудным, как сегодняшний старичок Веллер? Помнишь, тогда мы все вместе зачитывались его книгами, а сейчас он беспомощно тараторит в телевизоре что-то умное, безусловно, правильное, но, не имея никаких шансов быть услышанным, а уж тем более правильно понятым…

Капитан Глеб выпил воды из алюминиевой кружки, вытерся рукавом.

Когда он подмигнул, глаза Инги опять наполнились слабыми слезами.

– Не грусти. Всю жизнь я мечтал делать что-нибудь ясное и простое. И никогда, понимаешь, никогда никому не лгать! Давай, я порежу хлеб, а? У тебя дощечка какая-нибудь резательная есть?