Эта свирепая Ева (Сборник)

— Братья по высокому разуму, — начал он. — На своем пути к вершинам знания мы многое приобрели. Но многое и потеряли. С сияющих ледяных вершин знания, которых мы достигли, мы перестали различать разницу между добром и злом, потому что последнего на нашей планете давно не существует. А зло на других планетах для нас — всего лишь объект изучения и анализа, нечто абстрактное; мы остаемся к нему безучастны. И главное. На своем долгом пути мы обронили, отбросили как пережиток драгоценный дар — любовь и милосердие. Братья! Мы пренебрегли заветами великих мудрецов логгианской древности — Фао и Убра: «Любите все живое. Любовь — есть двигатель жизни и творчества, отбрасывая ее, мы сами подрезаем себе крылья». На усадьбе деда Финогента я наблюдал такую картину: курица хлопотала вокруг своего выводка. И вдруг с неба камнем упал коршун. Видели бы вы, как отважно вступила курица с коршуном в неравный бой, защищая своих питомцев. Я срезал коршуна из лучемета. Цыплята были спасены. А ведь курица существо неразумное! Так же и мы, логгиане, должны прийти на помощь нашим меньшим братьям по разуму. Так вот, забыв о любви и милосердии, мы обокрали самих себя. Потому, может быть, и замедлилось развитие науки на нашей планете: нам уже больше нечего терять и не о чем жалеть. В этом, возможно, таится зерно грядущей гибели нашей цивилизации. Завтра вы улетаете на родину. Я остаюсь на Земле.

— И я, — заявил Лумис.

— Отлично. С вами полетит мальчик Паша. Вы спросите: почему не взрослый землянин?. Этот мальчуган — чистая душа, она подобна навощенной дощечке, на которой можно записать, что угодно. Он необычайно восприимчив ко всему доброму. Дайте ему долголетие, раскройте секрет телепатической связи, приобщите его к Звездному знанию. Когда Логги пять раз обойдет вокруг голубого Солнца (год там равнялся девяносто двум дням), вы вернетесь на Землю, доставив технологиюполучения продуктов питания из воздуха и воды. Счастливого пути!

На проводах дед всплакнул.

— Я вернусь, деда! — горячо заверил Паша.

Во время перелета, который продолжался всего несколько часов, Паша не отходил от историка Хора и все донимал его распросами: какого цвета небо на планете голубого Солнца, есть ли там лес, трава и… птички.

ВОЗВРАЩЕНИЕ «ЗВЕЗДНОГО ОХОТНИКА»

Космический корабль возвращался на Землю из далекого рейса. Каждая секунда сокращала расстояние между космолетом и родной планетой на десятки тысяч километров. В штурманской рубке по карте, спаренной со звездным компасом и электронно-вычислительными устройствами, стремительно катилась крохотная зеленая искорка, показывая путь корабля.

Свободные от вахты члены экипажа заканчивали обед в кают-компании. Командирское место за столом занимал начальник экспедиции астрокапитан Владимир Платонович Кутузов, рослый, крупный человек с резко очерченными, выразительными чертами лица. Высокий лоб под копной пепельно-серых волос опоясывало, как и у других астронавтов, блестящее кольцо прибора биологической защиты, оберегающего организм от перегрузок в полете.

По правую руку от Кутузова сидела немолодая женщина с большими карими глазами и по-девичьи нежным румянцем — дублер астронавигатора Нина Яковлевна Снежко. Напротив, положив на стол длинные тонкие пальцы артиста, покачивался в кресле и еле слышно отбивал носком ботинка какой-то музыкальный ритм «хозяин» всей электроники корабля, главный инженер Олег Константинович Русанов.

Врач корабля индонезиец Кан-Кен-Бон, сухонький, в неизменной, до горла застегнутой светлой куртке и с такой же неизменной ласковой улыбкой, вопросительно поглядывал на него, но ответа не получал.

Кутузов отодвинул десерт — тарелку с замороженной клубникой. И наконец, нарушив молчание за столом, нагнулся к Русанову, вполголоса спросил:

— Ну как, Олег?

— Ничего, — вздохнул инженер. — Пока ничего, Владимир Платонович…

Астрокапитан сомкнул кисти рук, опустил на них подбородок с глубокой ямкой посредине. Закрыл глаза.

— Ни-че-го!…

Нина Яковлевна подошла к музыкальному комбайну, вставила в аппарат рулончик пленки. На круглом выпуклом зеркале возник оркестр.

— «Марш звездоплавателей», — объявил диктор.

Дирижер взмахнул палочкой. Океанской волной хлынула в салон мелодия, торжественная, бравурная, звенящая. В зеркале появился знаменитый певец-негр. И, покрывая оркестр, зазвучал бас необыкновенной мощи:

Мир далеких созвездий

Человеку открыт,

Мир далеких созвездий

Человека манит.

Служит компасом разум

Смелым детям Земли,

По космическим трассам

Мы ведем корабли.

Труд опасный упорно

Межпланетчик вершит,

Путь среди метеоров

Нас, друзья, не страшит!

Астронавты часто в свободные минуты смотрели стереофильмы. Особенным успехом пользовались у них видовые: берега Черного моря с набегающими голубыми волнами, снежные вершины Кавказа, изумрудные рощи Подмосковья, колосящаяся на полях и волнуемая ветром золотая сибирская нива, — все это, щедро залитое жарким солнечным светом. Но Кутузов особенно любил вот эту пленку, и Снежко рассчитывала, что она его развлечет. Музыка марша всегда зажигала астрокапитана. Бас гремел: