Эта свирепая Ева (Сборник)

— Ну, дорогой Кербер, у нас есть средства заставить его довести дело до конца.

Кербер позволил себе еще раз усмехнуться.

— Заставить, говорите вы? Легче заставить бронзового коня, на котором сидит генерал Альгамейро, — Кербер указал в окно на конный монумент, украшавший площадь перед диктаторским дворцом, — легче заставить этого бронзового коня встать на дыбы, чем заставить Рун-Рина. Этот человек скроен не из того материала.

Фуркаль задумался.

— Во всяком случае эту птичку нельзя оставлять на воле. Вызовите сейчас ко мне Ратапуаля.

Не прошло и полчаса, как шеф «Гарпии» стоял перед диктатором. Фуркаль со скрытой ненавистью смотрел на его наглую физиономию. Он внушил себе, что этот человек призван сыграть в его жизни роковую роль. От Ратапуаля можно было ждать чего угодно, вплоть до удара ножом в спину. «Только бы упредить и я, поверьте, ударю первым», — злорадно думал Фуркаль.

Ратапуаль был похож на Наполеона третьего и очень

* Вознаграждение посреднику в коммерческой сделке.

гордился этим: Луи Бонапарт был его любимым историческим героем. Он даже во внешности старался подражать этому «царственному босяку», как называл его Маркс — вплоть до эспаньолки и усов, закрученных в стрелочку.

После короткого обсуждения решено было осуществить превентивный арест Рун-Рина.

— А повод? — спросил Дельфас, любивший, чтобы юридическая сторона дела была соблюдена.

— Чтобы арестовать любого человека, можно найти тысяча один повод, — хохотнул Ратапуаль. — У меня есть сведения, что Рун-Рин вхож в подпольную организацию «Либертасиа у демократида».

— Тогда действуйте, — резюмировал Фуркаль.

Солнце только взошло над Санта-Барбарой, как Ратапуаль и Дельфас уже дежурили в приемной, ожидая появления диктатора. Ратапуаль потерял свой бравый вид, и знаменитые усы а ля Наполеон третий обвисли книзу. У Дельфаса тоже вид был неважный.

Таким и застал их диктатор.

— В чем дело, господа? — обеспокоенно спросил он. Ратапуаль набрал воздуха в грудь, надул щеки, что служило у него признаком сильного волнения, и гаркнул:

— Экселенц, разрешите доложить…

— Ну, что? Да говори же, не мямли.

— Рун-Рин… скрылся.

Кулак Фуркаля тяжело опустился на стол.

— Как же ты допустил это, каналья!

— Вчера Рун-Рин после обеда не был на работе. Дома его также не обнаружили.

Дельфас дипломатично молчал. Он знал, что диктатор подвержен припадкам бешенства и в этой ситуации лучше всего отмалчиваться.

Диктатор тем временем бушевал. Он швырнул на пол и растоптал коробку великолепных сигар, сбросил со стола настольную лампу, потом заметался по кабинету.

— Как ты прозевал его, кусок дерьма! — вопил он, потрясая кулаками под носом Ратапуаля.

Стоявшие на камине старинные часы севрского фарфора полетели на паркет и разлетелись вдребезги. Фуркаль присматривал, что бы еще такое расколотить, но в это время вперед выступил Дельфас и укоризненно сказал:

— Экселенц, о, экселенц…

— Да? — опомнился Фуркаль, налитыми кровью глазами обводя следы погрома.

— Не следует думать, что все потеряно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не волнуйтесь так, экселенц. Мы живем в XX веке, времена Фаустов прошли. Мне вспоминается карикатура в одном журнале: изобретатель прежде и теперь. На одном рисунке изображен памятник изобретателю прежде: он стоит на пьедестале в средневековой мантии в гордом одиночестве, сжимая в руке свернутые трубкой чертежи. На втором рисунке — изобретатель теперь. Этот памятник изображает группу человек в пятнадцать, — знаете как снимаются на память сослуживцы какого-нибудь учреждения: первый ряд стоит, второй сидит, а в третьем полулежа расположились остальные. Так вот: нынче, как правило, всякое крупное открытие или изобретение — вовсе не плод внезапного прозрения гениального одиночки, а результат коллективного труда многих ученых и инженеров различных узких специальностей. Один из них, ближайший сотрудник Рун-Рина находится здесь, в приемной.

Под влиянием медленной, рассудительной речи Дельфаеа диктатор заметно остыл.

— Давайте его сюда.

В кабинет ввели полного респектабельного господина в очках, с пышной полуседой шевелюрой и бородкой клинышком. Это был один из ведущих инженеров проекта.

Непрерывно подобострастно кланяясь, он доложил, что вторая серия чертежей, подготовленная к отправке в цех, не обнаружена, возможно уничтожена. Это важное звено, но…

— Не все потеряно, не правда ли? — нетерпеливо сказал Фуркаль.

— Ничуть. Вся информация, касающаяся конструкции «ЛА-5», закодирована в блоке долговременной памяти электронной машины. А ее Рун-Рин не мог ни спрятать, ни уничтожить, ни унести. Извлечь эту информации не так уж сложно.

Фуркаль отвалился на спинку кресла и блаженно отдулся.